Наблюдатели
Шрифт:
– Может и практикуется. Только я с малознакомыми мужчинами стараюсь не целоваться.
– Эх, – вздохнул Иван. – Что такое «малознакомый»? Иногда человека видишь мгновение, а расставаться с ним не хочется. Не бывает такого ощущения?
– Бывает.
– И вообще… когда пьешь на брудершафт, поцелуй подобен рукопожатию.
– Если так, – подумала Катя и согласилась.
Она хотела легко чмокнуть Ивана и отскочить, да он оказался проворнее. Так впился губами, что Катерину затрясло. Крепкие руки прижали ее к себе. Сначала она
– Друг называется, – шептала Катя, – ведете себя нехорошо, сударь.
– Мы уже на «ты».
– Разве?
– Раз есть сомнения, надо выпить на брудершафт еще раз.
– Мне не станет дурно?
– От шампанского?
– И от поцелуев тоже.
– Уверен, что нет.
– Тогда рискнем.
Наступило счастливое забытье. Она птицей взмывала вверх и тут же падала вниз, точно прожигающий землю метеорит. Она пыталась развернуться на своем стуле, да стула не было. Катя уже лежала в кровати, где прекрасное и коварное существо жадно ласкало ее. Она не сопротивлялась, наоборот, хотела, чтобы ни один участок тела, ни одна родинка не оставались нетронутым его губами. Она мечтала, чтобы никто и никогда не разорвал круг их счастья. Чтобы сохранялась вечность любви, вечность волшебства ночи…
Она лежала в кровати нагой, специально откинув простынь. Обычно Катя была очень стыдливой, имея контакты с немногочисленными мужчинами, потом держалась робко, спешила натянуть на себя майку и джинсы. Но сегодня она мечтала, чтобы Иван любовался и любовался красотой ее форм!
Он закурил. В сумерках ночи кончик зажженной сигареты был единственным крохотным огоньком. Именно он и позволил рассмотреть на плече Ивана глубокий шрам.
– Откуда? – спросила Катя.
– Как у нас говорят: бандитская пуля. В данном случае действительно была схватка с бандитами.
– Опасная у тебя профессия.
– И неблагодарная. Далеко не все к нам относятся хорошо.
– Вот почему на визитке нет твоего места работы?
– У меня есть еще одна, где все указано.
– Иван… при первой нашей встрече ты не слишком лестно отозвался о полиции.
– Многие вещи я знаю изнутри. Хотя работаю не там, а в прокуратуре.
– Исчезновением моего дяди ты не занимался?
– Занимался.
– И?
– Все-таки ты не историк, а ищейка.
– Я серьезно.
– Если серьезно, то более запутанного дела у меня, пожалуй, не было. Соседка в доме напротив видела, как он заходил к себе. И все! Николай Фирсов пропал.
– Я уже слышала, что никто не видел, как он потом выходил. Но это ничего не значит, соседка ведь специально не следила за ним.
– Да. Только машина у него была в ремонте. Кто-то все равно бы заметил, как он шел по поселку. Хотя… при определенном стечении обстоятельств могли и не заметить. Или не обратить на него внимания.
– Он мог вызвать такси.
– Проверяли, не вызывал.
– Поймать случайную машину?
– Давали объявление, где просили всех водителей, кто мог Николая куда-либо подвезти, срочно сообщить. Однако никто не откликнулся.
– Господи, уже не знаю, что и думать. Если водитель молчит, потому что по дороге ограбил и убил моего дядю?
– Но он должен был куда-то девать труп. А труп не нашли. И еще: у Николая вряд ли имелись такие средства, за которые стоит убивать.
– У него могла быть своя тайная жизнь.
– Мы исследовали его биографию, связи. Ничего криминального. Я бы сказал, он и близко не подходил к криминалу.
– Что ты думаешь о Виктории? Только не повторяй утреннюю ложь, что перекинулся с ней парой фраз.
– Я действительно разговаривал с ней только раз. И то во время допроса. А если где и приврал, не обессудь. Не люблю раньше времени раскрывать карты.
– Почему вы говорили с ней только раз?
– Против нее не было никаких улик. А потом дело передали другому следователю.
– Другому?
– Не ищи какого-либо подвоха. Мне дали крайне сложное и важное задание.
– Ты дал понять, что она сильно влияла на Николая. Кстати, наш сосед звероподобный Вася тоже так подтверждает.
– Любая женщина – командир. Одни это открыто афишируют, другие для вида выставляют вперед мужа.
– Ты говоришь прямо как мой сосед, – бросила Катя.
– А он неправ?
– Некоторые мои подруги утверждают, что в семье у них все решает супруг.
– О, это самые опасные феминистки, – рассмеялся Иван. – Они лукавят. Создают иллюзию для мужей, те, естественно, обольщаются, начинают упиваться властью в семье, которой у них нет, и никогда не было. А хитрый слабый пол спокойно ведет свою линию на установление полного диктата.
– Знаешь, а ведь я, наверное, не феминистка.
– В тебе пробуждается естественное желание женщины – быть за мужем, за мощным плечом. Но оно быстро пройдет, когда выйдешь замуж, и так захочется этого плечистого прибрать к ногтю.
– Ну, ты и женоненавистник!
– Неправда! Я люблю женщин.
– Ты мне так и не рассказал про Викторию.
– А нечего. Ее отношения с Николаем касались только их двоих. Следователи не слишком поверили в ее причастность к преступлению. У нее не было мотива. В итоге она ничего и не получила. Бросать ее твой дядя не собирался. Наоборот, она закрутила роман.
– Как она сама сказала – несостоявшийся.
– Ты уже с ней побеседовала! Состоявшийся или нет – ее проблемы.
– Что-то здесь не так.
Иван окинул ее внимательным взглядом:
– Ты очень любила Николая?
– Я едва знала его. Да, стала наследницей. Но так уж получилось.
– Тогда живи спокойной жизнью. Профессионалы не докопались, а ты чего-то хочешь узнать.
– Андрей говорит то же самое.
– Вот видишь.
– Это жестоко. Пропал человек и… что с ним в итоге?