Наблюдательница
Шрифт:
На этот раз из дома выходит жена. Вероника. Повернувшись ко мне спиной, она запирает дверь, но ее лицо стоит у меня перед глазами. Я зажмуриваюсь, и картинка становится четче. Я разглядываю каждую деталь так, словно она стоит передо мной. В глазах горит черное пламя, когда она провожает взглядом мужа. Гнев? Ненависть? Я открываю глаза и успеваю увидеть светлое пальто, исчезающее за поворотом. Она уходит, но неприятное ощущение внутри остается.
Я встаю, потягиваюсь, иду к холодильнику, передумываю, возвращаюсь к кухонному столу. Сажусь на стул, стучу пальцами по поверхности стола. Мне нужно
Достаю телефон и держу в руке. Если бы только можно было послать Петеру сообщение… Написать о том, что я чувствую.
Без тебя я только оболочка, внутри которой пустота.
Нет! Я швыряю телефон, и он падает на пол. Стекло трескается, но телефон все еще работает. В отличие от меня, где трещина ушла глубоко внутрь.
Я снова встаю, иду в гостиную и начинаю переставлять книги, хотя сейчас день. Обессиленная, я засыпаю и просыпаюсь через пару часов от звонка сестры. По моему голосу слышно, что я спала, когда она позвонила, но я все равно все отрицаю. Вру, что давно уже на ногах, а голос охрип, потому что заболеваю.
Сестра замолкает, словно собираясь с силами перед тем, как сказать нечто важное. Мне кажется, что-то вроде нравоучения или разоблачения. Может, правду о Вальтере и его боулинге. Но потом раздаются голоса людей – сестра работает в офисе, и она прокашливается. Нейтральным тоном сообщает, что купила папе открытку и подписала нашими именами. Обычную открытку, без сердечек и шариков. Если я не возражаю, она отправит ее по пути с работы. Я не возражаю.
Снова сестра делает паузу и, понизив голос, спрашивает:
– Ты что-нибудь сегодня ела, Элена?
Я не успеваю ответить. Кто-то на заднем плане зовет сестру.
– Мне пора на совещание, – поспешно извиняется она. – Поговорим позже.
Я переворачиваюсь на другой бок и чувствую нарастающую тревогу. В пятницу сестра придет сюда. Я сама ее пригласила. Осталось всего три дня. Эта мысль выталкивает меня из постели. Я иду в гостиную и, стоя в дверях, оглядываю коричневые коробки с вещами. Единственный здесь предмет мебели, помимо книжного шкафа – потертый диван, отчего в комнате пусто и неуютно.
Я перехожу на кухню и продолжаю инспекцию. Два стула, шаткий стол, часы – вот и все. Пустые холодные стены. Куда ни глянешь – ни картины, ни цветочка. Сестра будет в ужасе. Я должна убедить ее в том, что со мной все в порядке. Значит, надо что-то с этим всем сделать до ее прихода. Часть меня не понимает, почему меня вообще волнуют такие тривиальные вещи. Другая напоминает, что нужно смотреть в будущее.
Через час, когда я возвращаюсь из цветочного магазина, сестра звонит снова. Я также зашла в местный продуктовый и решила, что для пятничного ужина придется поискать магазин побольше. Но это можно оставить на другой день. Собрав пакеты в одну руку, другой я прижимаю к уху телефон.
– Алло?
– Я хотела сказать еще одну вещь. Это касается…
Теперь вокруг нее тихо. Может, она в переговорной с закрытой дверью, чтобы ей на этот раз не мешали.
– Но
Интуиция меня не обманула. Она что-то хочет сказать, и, судя по волнению, тема деликатная.
– Я слушаю, – говорю я.
Сейчас, думаю, я, Вальтер.
Но сестра говорит не о муже и не о ней самой. А обо мне. Она говорит, что подумала и что была слишком резка со мной в прошлую пятницу. Когда говорила, что я должна снова начать писать и что можно счастливо жить и без детей. Потому что я не спрашивала ее мнения или совета.
– Не стоит из-за этого переживать, – говорю я, когда она замолкает. – Я знаю, что ты желаешь мне добра.
– Но я переживаю.
Я сжимаю бумажный пакет с цветами, по словам продавца, «не требующими особого ухода».
– Что ты имеешь в виду?
Я почти у дома. Вхожу во двор. Перед домом Стормов сидит Лео, склонившись над книгой. При виде меня он поднимает руку и машет. Я машу в ответ. Сестра вздыхает на другом конце.
– Еду, например. Элена, ты взрослый человек, у меня нет никакого права, но ты должна понять, что я тревожусь за тебя, что, если история повторится…
В ушах шумит.
– Какая история?
Лео собрал вещи и идет навстречу мне.
– Только не злись, но мне все известно, – продолжает сестра.
Я концентрируюсь на дыхании, заставляю себя дышать как можно медленнее. Вдох-выдох, вдох-выдох.
– О чем ты? О чем ты говоришь?
– Об анорексии, которая была у тебя в юности.
Она делает паузу.
– Мама мне все рассказала, – добавляет она.
Шум становится невыносимым, силы меня покидают. Я опускаю сумки на землю. Лео безмолвно показывает на них и так же безмолвно спрашивает, не нужна ли мне помощь. Я качаю головой, собираюсь с силами и отвечаю.
– Я должна закончить разговор. Созвонимся попозже.
– Нет, пожалуйста, не делай этого, – умоляет сестра. Я не хотела вспоминать это, но мы обычно… я не знаю… может, я зайду после работы. Мы сможем поговорить один на один.
Лео показывает жестом, что понимает, как я занята, и он не хочет меня беспокоить.
– Подожди!
Лео замирает и смотрит на меня.
– Это ты мне? – спрашивает сестра.
– Прости, я занята, – говорю я. – Сосед мимо проходил.
С этими словами я заканчиваю разговор и убираю телефон. Через секунду поднимаю глаза на Лео. На нем нет куртки.
– Тебе не холодно тут на улице?
Он пожимает плечами.
– Ты опять забыл ключи?
– Да, я самый большой в мире неудачник.
Я смотрю в пакеты, на горшки с цветами, потом на руки Лео. Синие от холода. Очевидно, что он совсем замерз. У меня нет другого выбора, как поступить как порядочный человек.
Я встречаюсь с ним взглядом.
– Хочешь зайти ко мне ненадолго?
14
Мы входим в дом. Лео открывает рюкзак, чтобы положить туда книгу, которая была у него в руках. Из книги на пол выпадает бумажка. Видимо, ее засунули между страниц. И вот она лежит на полу между нами. Кто-то написал на ней жирными черными буквами, и текст хорошо видно.