Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения
Шрифт:
У такого самоуважения есть и свои минусы, по крайней мере с русской точки зрения. Русский коллективизм требует, чтобы в общественном транспорте старикам и инвалидам уступали место. Другое дело, что правило это соблюдается далеко не всегда, но оно существует, и нарушение его обществом осуждается.
А вот в Америке такого правила нет вовсе, и объясняется это, как ни странно, правами личности: я имею равные со всеми права, я пришёл первым, купил билет за ту же цену, что и другие, так с какой стати я буду вскакивать и стоять просто потому, что тут вошёл какой-то божий одуванчик? Негде сесть? Пусть ждёт другой автобус.
Обратите внимание на наши очереди к банкомату: люди чинно стоят друг за другом, причём расстояние
Уважение к чужой (а значит, и своей) личности может привести к такому неоднозначному явлению, как политкорректность.
Что это такое? Слово, надо признать, неудачное: тут нет политики в обычном значении. Политкорректность — это стремление не задеть чувства другой личности, не обидеть собеседника, партнёра, соседа, чужеземца, человека другой расы или национальности. По крайней мере, если тебе кто-то не нравится, нельзя в речи свою неприязнь к непохожему на тебя человеку выражать.
Такое отношение привело к возникновению огромного числа новых слов, главным образом так называемых эвфемизмов. Это слова, так сказать, более вежливые, называющие некоторые «неудобные» предметы и понятия не прямо, а как бы намекая на них. Сегодня даже и не вспомнишь, как впервые звались места, где люди удовлетворяют свои естественные потребности. Обратите внимание: в предыдущей фразе эти места как бы названы и не названы, вам на них только намекнули, — в конце концов, мало ли у нас естественных потребностей? Столовая ведь тоже такое место. Однако в данном случае мы все прекрасно понимаем, что имеется в виду совсем другое. Это другое имеет множество благопристойных названий: уборная, отхожее место, мужская/дамская комната и т.д. и т.п. Все они неточны, это только намёки, но намёки достаточно прозрачные.
Политкорректность в России развита далеко не так сильно, как в других странах, но есть она и у нас. После революции 1917 года названия некоторых народов, населяющих нашу страну, изменились, им дали их самоназвания, сочтя, что так будет вежливее. Вотяки стали удмуртами, самоеды (народы самодийской группы) получили несколько имён, каждая народность своё: энцы, нганасане, селькупы. Вслед за англоязычными народами мы теперь предпочитаем называть негров чернокожими, темнокожими, афроамериканцами и т.п. Слово «негр» теперь признано оскорбительным, вроде «жида» для названия еврея.
В русской речевой практике есть несколько тем, признанных неполиткорректными, которых следует избегать. Не принято открыто за пределами кабинета врача обсуждать сексуальные проблемы, прямо называть самые страшные болезни вроде рака, предпочтительнее говорить об «онкологическом заболевании». Когда у нас опасно заболел родственник, мы не просим сообщить нам, когда он умрёт, мы скажем: «В случае чего дайте нам знать». Таких тем в других национальных культурах гораздо больше, чем у нас.
Интересный случай политкорректности связан с возникновением самостоятельной Украинской республики. Слово «Украина» связано со словом «окраина», то есть как бы пограничная часть России. Соответственно, мы говорили «на Украине», то есть «на окраине». Теперь ставшие жителями самостоятельного государства украинцы просят, чтобы мы говорили «в Украине», как «в России»: равенство так равенство! Думается, что нашим ближайшим родственникам можно пойти навстречу. Не спорить же из-за такого пустяка.
В принципе такое отношение можно только приветствовать, если бы не одно «но». Нередко под видом политкорректности скрывается низменное желание скрыть правду. Одно время у нас тюрьму называли «исправдомом», считалось,
А иногда перед нами просто человеческая глупость, по принципу «Заставь дурака богу молиться, он себе и лоб расшибёт». Здесь, надо сказать, всех превзошли американские феминистки, которые считают, что даже «Отче наш» (по-английски Our Father) надо читать Our Father and Mother, то есть что-то вроде «Отец и Мать наша»: Бог пола не имеет, и обращение к нему как к мужчине, видите ли, оскорбляет женщин! Слава богу, у нас до этого пока не дошло. Всякое благое начинание можно довести до абсурда.
Надо сказать, что на наших глазах ситуация меняется, глобализация постепенно приводит к тому, что темы, неполиткорректные в других странах, проникают и к нам. Как уже говорилось, спрашивать западноевропейца, сколько он зарабатывает, — в высшей степени неприлично: считается, что это сугубо личное дело, вроде сексуальной жизни. У нас до последнего времени это был самый обычный вопрос: если я получаю мало, это не значит, что я плохой работник, просто государство или мой работодатель мне недоплачивает, с него и спрос. Но сейчас в России всё чаще приходится сталкиваться, так сказать, с западноевропейским отношением к этой проблеме: какое ваше дело, сколько я зарабатываю?
У каждого народа есть вопросы, открытые для обсуждения, и то, о чём говорить не принято. Более того, за какие-то темы можно и вовсе схлопотать по физиономии.
Чтобы рассердить даму, спросите у неё, сколько ей лет. Юбилеи знаменитых женщин обычно обходятся без упоминания соответствующей цифры. Не подумайте, что так у всех. Одну русскую даму в Корее всячески ублажали, повторяя при этом: «В Вашем возрасте это особенно полезно», «Врачи советуют в Вашем возрасте это» и т.п., пока наконец дама не воскликнула, негодуя: «Да что же это такое! Что вы всё время напоминаете мне о моём возрасте! Не такая я уж и старая, в конце концов!» Корейские хозяева ужасно расстроились: у них пожилой возраст — самый уважаемый, и напоминание о том, что вам уже порядочно лет, — большой и искренний комплимент…
Однако мы довольно быстро «вестернизируемся», прежние очень прочные табу устаревают. Кажется, совсем недавно такие слова, как «презерватив», были среди неупоминаемых, в аптеках продавались только «изделия № 2». Названия венерических болезней за пределами кабинета врача тоже произносились разве что шёпотом. Теперь в любой газете можно встретить рекламу средств, восстанавливающих мужскую потенцию.
Но в принципе русские могут разговаривать почти обо всём. Можно подробно рассказывать о том, что у вас болит и какие средства вы предпочитаете применять, чтобы не болело; можно обсуждать свою и чужую зарплату; и уж, само собой, можно и даже нужно ругать местное и федеральное правительства. Попробовали бы вы обругать правительство при советской власти!
Анекдот:
«На первомайской демонстрации человек непрерывно кричит в сторону трибун, где стоят партийные бонзы:
— Пламенный привет! Пламенный привет! Пламенный привет!
Соседи по колонне демонстрантов говорят ему:
— Слушай, надоел ты уже со своими пламенными приветами!
— Но не могу же я кричать им: чтоб вам сгореть!..»
Исчезают табу и на определённые действия. Кажется, ещё совсем недавно было трудно себе представить парочку, обнимающуюся и целующуюся прямо на улице. Когда это всё-таки случалось, прохожие опускали глаза и стремились быстренько проскочить мимо такой неприличной сцены. А милиционер мог даже отвести этих развратников в участок, чтобы там им объяснили основы социалистической морали. Сейчас всё совершенно иначе.