Набоб
Шрифт:
Это были инструкции Вестминстера.
Чтобы разобрать текст, Уоррен подошел к окну. В течение четверти часа он внимательно читал бумаги, а когда закончил, опять сел за стол. Сэр Фрэнсис заметил, что губернатор сильно побледнел. Однако он ошибочно принял эту бледность за испуг, на самом деле это было проявлением гнева.
Гастингс внимательно читал послание из Лондона, отмечая про себя наиболее важные факты. После кончины короля Людовика XV на французский престол взошел Людовик XVI. Молодой государь питает слабость к флоту. Его министры возлагают большие надежды на колонии и потому предоставили некоему шевалье Пальбо де Сен-Любену, известному также под именем Сен-Фрэ, значительные субсидии на организацию экспедиции в глубь Индии.
— Проклятье! — выругался Гастингс. — Сколько уже времени прошло с тех пор, как были составлены эти инструкции? Шесть месяцев, может быть десять? Столько времени нужно кораблям, чтобы добраться до Калькутты. — Гастингс стал читать дальше.
«Очевидно, что союз французов с народом маратхов представляет собой основное препятствие нашему владычеству в Индии, учитывая, что набоб страны Ауд Сурадж-уд-Доуле, заключивший с нами договор о препятствовании претензиям любого индийского царя на наши владения в Бенгалии, находится при смерти. Дело в том, что в его окружении есть несколько французских солдат и авантюристов, готовых поднять против нас восстание и даже начать военное вторжение в Бенгалию. В их числе наиболее активным и опасным является некий Мадек, который имеет какие-то связи с не менее опасным Угрюмом. По всей видимости, Мадек готов возглавить повстанцев и фанатиков в борьбе против нашего суверенитета в Бенгалии. Следовательно…»
На этом месте Уоррен прервал чтение.
— Мадек, да?.. Вы читаете то, что написано про Мадека? — насмешливо спросил Фрэнсис.
— Я не хуже вас осведомлен об этом человеке, сэр Фрэнсис, впрочем, как и об Угрюме. Мы знаем, что Франция уже три года отказывает ему в патенте капитана. Все отправляемые из Шандернагора письма перлюстрируются. Поверьте мне, у правительства Франции не больше, чем у нас, оснований придавать значение подвигам этого оборванца.
— Но инструкции, Гастингс…
— Ну конечно же инструкции. Мы им подчинимся и погубим этого Мадека.
— Думаю, проще отправить на виселицу брахмана, чем схватить этого Мадека. Он богат: субсидии от Угрюма, собственные земли, джагиры. Говорят, его доход составляет миллион французских ливров. Пушек у него сколько душе угодно. К тому же у Мадека неплохое окружение: д'Омон, де Кресси, Ла Соважер, Ла Мартиньер… — все эти имена известны во Франции.
— Это все ничтожные обломки пондишерийского общества. Они засели в царстве Ауд потому, что не знают, как оттуда выбраться. Они заперты в Индии.
— Да, вы правы. Они заперты. И кем же, позвольте вас спросить?
— Бенгалия — заслон Индии.
— Нет, губернатор. Этот заслон — женщина. Жена Угрюма.
— Царица! И вы, сэр Фрэнсис, тоже верите в эту сказку о призраке женщины, явившемся, чтобы отомстить нам за разгром какого-то города на границе Раджпутаны. Угрюм женился на индийской женщине, потом она умерла. Теперь он заключил брак с мусульманской баядеркой. Он просто чудит перед смертью. Оставьте его в покое. Мадек не имеет к этому никакого отношения.
— Индийцы думают по-другому.
— Наша сила, сэр Фрэнсис, в разуме. В унаследованном от Европы разуме, который, впрочем, у нас, англичан, не исключает движений сердца. Но не будем же мы поддаваться всем этим необоснованным страхам. Я хорошо изучил индийцев. Они рождаются со страхом в душе…
— Страх… У нас он тоже есть, губернатор. Дочитайте инструкции.
Уоррен быстро пробежал глазами последние строчки. Ничего особенно интересного. Ему предписывали усилить наблюдение за Шандернагором и комендантом Шевалье, а также предупреждали, что любое стремление к независимости колонии от Британской короны будет сурово подавляться.
— В этом послании нет ничего, что может вызывать страх. — Гастингс внимательно посмотрел на сэра Фрэнсиса. Жизнь дала этому человеку все. В отличие от многих, он приехал в Индию не за тем, чтобы поправить дела. Он оказался здесь случайно. Ведь поговаривают, что место в Совете Бенгалии было столь милостиво предоставлено ему королем Георгом как плата за молчание после того, как кто-то из министров обнаружил, что именно он и есть тот самый Юниус, гнусный памфлетист, критиковавший государя в анонимных листках. Обличитель Англии не мог так легко забыть свои привычки. Уоррен пообещал себе поподробнее в этом разобраться.
— И что же мы будем делать с этим Мадеком? — спросил Фрэнсис.
— Нашлем на его земли какой-нибудь народец. Рохиллов, например; он когда-то изменил им.
— А если Мадек победит их?
— Он потерпит поражение, — Гастингс произнес эти слова как заклинание. И повторил: — Он потерпит поражение, уверяю вас.
— А эта женщина, царица… Не думаете ли вы, что следует разузнать о ней как можно больше?
— Это ничего не стоит.
В этом направлении Уоррен уже работал. Но пока человек, который мог дать ему разъяснения на этот счет, — старый иезуит из Агры — не отвечал на его запросы. Может быть, он умер?
— А Нанд Кумар? — напомнил Фрэнсис.
— Он будет казнен.
— Неужели вы решитесь на это?
— Да. Нанд Кумар — мошенник и клеветник. Он говорил, будто я подкуплен опекуншей бенгальского набоба, потом — будто я соблазнил ее, чтобы захватить провинцию, потом еще бог знает что. Нет, сэр Фрэнсис, мы не можем этого терпеть. Поэтому Нанд Кумар будет казнен.
— Но он махараджа!
— Крестьянин или махараджа — мне все равно.
— Вы вполне могли соблазнить эту темнокожую красавицу. В конце концов, мужчина всегда мужчина, не правда ли?
Уоррен пожал плечами.
— А еще говорят, — не унимался Фрэнсис, — что вы подкупили судей Нанда Кумара. Зачем казнить его по английским законам, вешать, если вы знаете индийское право?
Губернатор подошел к нему и прошептал на ухо:
— Надо ли объявить всей Калькутте, что Юниус пребывает в ее стенах?
Фрэнсис чуть не подскочил. А Уоррен продолжал более громким голосом:
— Дорогой сэр Фрэнсис, не угодно ли вам встретиться со мной завтра на заседании Совета, чтобы внести на рассмотрение всех членов правления ваши замечательные предложения?