Набоб
Шрифт:
Все расселись вокруг длинного стола. Сарасвати знала об этом обычае, она читала о нем в книгах, привезенных из-за Черных Вод, но теперь ей представилась возможность убедиться в степени его абсурдности. Зачем, чтобы поесть, надо пристраиваться на четырех кусочках дерева, когда можно присесть на корточки на полу? Орудия, которыми пользовались фиранги во время трапезы, не заинтересовали ее: это были мелочи. Больше всего ее потрясло то, что за столом мужчины сидели рядом с и женщинами и любовно заигрывали прямо во время еды. Впрочем, гости вскоре вышли из-за стола и принялись танцевать.
Мужчины с фальшивыми волосами и напудренными лицами обнимали дам разного возраста, тоже напудренных и тоже с фальшивыми волосами. Только совсем молоденькие девушки блистали естественной красотой. Одна из них, розовощекая, с легкими золотистыми кудрями, — вот, оказывается, кого называют блондинками, — привлекла внимание Сарасвати. Странная женщина, на ней так мало украшений: ни бриллианта в носу, ни браслетов на руках, только одна нить жемчуга на шее. Должно быть, она очень бедна. А это платье, слишком закрытое на груди, слишком широкое в бедрах, скрывающее живот. Нет, не может быть, чтобы Мадек возжелал такую женщину. Потом взгляд Сарасвати задержался на мужчине, одиноко стоявшем в углу зла. На нем почти не было пудры, парик немного съехал набок, но в его серых глазах она уловила выражение, которое появлялось в глазах Мадека, когда он чувствовал себя несколько неловко. Заметив, как он смотрит на юную блондинку, которая вот уже час танцевала с пышно разодетым фиранги, Сарасвати подумала, уж не ревнует ли он, и попыталась угадать, француз ли он или англичанин. У мужчины был вид потерпевшего поражение; она решила, что он француз.
Сарасвати ошиблась: этот человек не был французом, это был ее злейший враг, Уоррен Гастингс, генерал-губернатор Бенгалии, и мучила его вовсе не ревность. Дело в том, что накануне Нового года он получил известие о том, что германский суд дал согласие на расторжение брака Имхоффа. Теперь он мог жениться на Мариан и явить миру все гарантии респектабельности. Он поспешил сообщить ей эту новость, а когда зашла речь о празднике в Горетте, Мариан вдруг объявила, что не поедет в Шандернагор.
— Но почему, моя королева? Вы ведь мечтали об этом, — удивился Уоррен.
— Нет. Я не поеду, — категорично ответила она и отвернулась к туалетному столику.
— Вы нездоровы? Наверное, Индия утомила вас. Но я стараюсь выполнять все ваши капризы. Иногда даже ставя под угрозу свою работу и свою честь…
— В данном случае речь идет о моей чести, — сказала она.
Уоррен не стал ее уговаривать и вернулся к себе, в свой рабочий кабинет. Вечером к нему пришел его новый агент. Уоррену удалось подкупить одного человека, служившего у сэра Фрэнсиса, и тот умудрился снять копию с его дневника. Уоррен прочитал его залпом, но заинтересовали его только последние страницы, из которых он узнал, что сэр Фрэнсис очень увлечен красавицей француженкой из Шандернагора. Она была замужем за неким Грандом, другом Шевалье. «Это неважно, — писал сэр Фрэнсис, — любовь выше всего. Пусть даже сам дьявол явится в Горетту сегодня ночью. Я отверг всех женщин Калькутты ради этой шестнадцатилетней малышки. Я знаю, что они будут плакать, особенно богатая супруга Тирана. Ну и пусть плачет. Она скоро утешится своими бриллиантами и жемчугами!» Сначала Уоррен обратил внимание только на слово «Тиран». Это он-то Тиран? Он, Гастингс, который навел порядок в Ост-Индской Компании, уничтожив коррупцию? Уоррен перечитал эту страницу. Сэр Фрэнсис писал, что любовница Тирана будет плакать в эту ночь. Гастингса прошиб холодный пот. Значит, Мариан была или мечтает быть любовницей Прекрасного Англичанина. Она влюбилась в него. Давно ли? Только теперь Уоррен осознал, почему никогда не интересовался ее прошлым. Потому что это могло помешать его работе, выбить из колеи. Если бы он узнал о ней что-то такое, что могло вызвать его ревность, он стал бы шпионить за ней и позабыл бы о политике: одним словом, он по-настоящему бы влюбился в нее. Любить Мариан? Смешно и неромантично. Она обыкновенная стареющая женщина. Алчная, но зато благоразумная хозяйка. Да, он купил Мариан у господина Имхоффа. Ну и что ж? Он женится на ней, приняв все ее прошлое, все ее грехи. Она влюбилась в последний раз. Это скоро пройдет. Но сейчас надо принять соответствующие меры. Жена Цезаря должна быть вне подозрений.
Уоррен отправился в Шандернагор без Мариан. Он уже знал, как отомстить сэру Фрэнсису.
Праздник подходил к концу. Наблюдая за гостями, Сарасвати заскучала. Удовольствия страны, лежащей по ту сторону Черных Вод, разочаровали ее. Она опять вспомнила историю о Парвати и двух ее сыновьях. «Нет, счастье вовсе не в мудрости, — подумала она, — и это не мой путь. Я предпочитаю бога войны. Любовь покинула меня навсегда».
Внезапно она почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Это был человек, который встречал ее вместе с Шевалье на ступенях дворца.
Растерявшись, Сарасвати заговорила на хинди:
— Ты обезумел, несчастный! Как ты посмел явиться сюда?
Он улыбнулся и ответил ей на том же языке, без малейшего акцента:
— Успокойся, высокочтимая царица. Ты — владычица Годха, не правда ли?
Она вздрогнула.
— Ты можешь многое сделать для нас, царица, для Франции. Ты любишь французов, не так ли? Чтобы отомстить, тебе надо совсем немного. Взгляни сквозь решетку на этого сутулого человека: это губер…
— Владычица Годха — призрак, фиранги, — прервала его Сарасвати. — Никто не знает, кто она такая.
— Я знаю, кто ты, что ты делаешь… Кали…
— Не произноси таких слов своим грязным ртом, фиранги! Убирайся отсюда. Я не хочу осквернять себя общением с тобой.
Он направился к двери, но прежде чем выйти из комнаты обернулся и сказал вместо прощания:
— А фиранги Мадек тоже тебя осквернил? Он знает, что ты здесь, и скоро приедет в Шандернагор.
Когда он ушел, Сарасвати тоже покинула свою комнату, чтобы отдать распоряжения своей свите.
— Мы уезжаем. Найдите повозку с быками, паланкин, слона, коней, неважно что. Мы уезжаем немедленно. Вот деньги. — Она протянула им золотые монеты.
Слуги принялись собирать ее одежду, баночки, горшочки с притираниями и флаконы духов.
— Я сейчас вернусь, — сказала Сарасвати.
Она решила еще раз взглянуть на то, что будет питать ее ненависть во время великой войны, которую она скоро начнет. Войдя в потайную комнату, она увидела человека, который через решетку подглядывал за праздником. Услышав ее шаги, он вздрогнул и обернулся. Минуту они молча смотрели друг на друга, потом Сарасвати закрыла лицо покрывалом и тихо удалилась.
Губернатору Бенгалии потребовалось время, чтобы оправиться от смущения. Откуда взялась эта женщина? И почему она так внимательно смотрела на него? Впоследствии, когда в его жизни наступали черные дни, он всегда вспоминал глаза этой женщины. Даже у своих самых заклятых врагов он не видел столь сильной ненависти и тем более не представлял себе, что ненависть может быть так прекрасна.
ГЛАВА XXXII
Караван-сарай на пути в Бенарес. Светлая половина месяца Магха. Год 4877-й Калиюги
Январь 1777 года
В комнату, через стрельчатую арку окна, падал свет зимнего дня. Мадек открыл глаза и с удивлением огляделся. Он не понимал, где находится. Это была пустая комната с белыми стенами, зарешеченным стрельчатым окном и земляным полом. Внезапно в мозгу промелькнуло воспоминание. Караван-сарай. Безумная поездка в Шандернагор, два породистых афганских коня, павших под ударами его хлыста… «Мадек-джи, надо остановиться, — кричит его спутник, — там дальше никто не продаст нам лошадей. Надо свернуть на дорогу, которая ведет в Бенарес. Там есть большой караван-сарай, у них найдутся лошади на продажу!»