Набоб
Шрифт:
Она размышляла, машинально теребя волан на платье.
— Теперь я знаю достаточно, Ананда, — наконец произнесла Жанна.
Надо перевести разговор в другое русло. Надо притвориться, не дрожать, сохранять хладнокровие. Надо стать Той Самой Карвальо, какой ее знают деловые партнеры. Жанна постаралась представить только что сказанное как прелюдию к дальнейшей беседе.
— Мы ведь всего лишь обменялись приветствиями, не правда ли, Ананда, мы поговорили о том, как поживают дети. А наш старый друг, торговец бетелем, — он по-прежнему прячет в кладовке дорогие шелка? А дочь торговца розовой водой действительно такая злая, как о ней говорят?
Потрясенный ее хладнокровием Ананда снова превратился во франко-индийского агента. Целый час они обсуждали цены на муслин и сапфиры, поставки шафрана, договаривались о том, сколько зеркал надо будет привезти для раджей. После этого Жанна отпустила торговца.
Чтобы подчеркнуть свое уважение к ней, Ананда попрощался по-французски: его губы коснулись ее руки. Их взгляды еще раз встретились, на мгновение, короткое, как вспышка молнии. Жанна тщетно искала в глазах Ананды опровержение своим мыслям. Он отвернулся и, шурша золотой парчой, вышел из комнаты. Жанна изо всех сил вцепилась в край стола, пытаясь подавить желание выпить арака. Сейчас нельзя. Голова должна быть ясной. Десять лет назад ей ведь удалось пережить осаду и спастись. Правда, она тогда овдовела. Если Та Самая Карвальо поддастся страху, что станет с Белым городом, который совсем размяк от удовольствий и интриг? Надо держаться: в глазах Ананды она, не устрашившись его откровений, восстала против ужасов Черного города, против извечной одержимости Индии. Нужно, чтобы Белый город оставался спокойным. Для этого она пригласит всех колонистов в свой загородный дом и устроит большой праздник.
В тот же вечер Жанна Карвальо разослала приглашения. Спустя два дня все, включая нового губернатора, господина Лейри, сообщили, что принимают приглашение. Надо было срочно развлечь скучающий местный бомонд, пока страх не застиг его врасплох. Праздник был назначен на следующую субботу с тем расчетом, чтобы гости успели вернуться к воскресной утренней мессе. Перспектива провести целый день в своем поместье Уголок Цирцеи успокоила Жанну. Вначале она целых три лье будет наслаждаться путешествием в паланкине: приподняв расшитую золотом шелковую занавеску, созерцать ветвистые кокосовые пальмы, деревушки, храмы, пруды, шумные речки, возле которых всегда снуют женщины. Она понимала, что это будет всего лишь передышка. Но сейчас ей хотелось получить удовольствие от Индии, погруженной в свои повседневные занятия: прачки, стирающие сари в ручье, лавочники, пересчитывающие кулечки с бетелем, крестьяне, выращивающие рис, и даже полунагие нищие на пыльных дорогах. Все это на несколько часов успокоит ее, усыпит своей иллюзией.
«Иллюзия, майя! — как иногда говорил Ананда, указывая на небо в момент заключения важной сделки. — Майя, мемсахиб, мы здесь лишь временно, и в этом мире все — лишь видимость».
— Майя, — повторила Жанна, выходя из дома. — Ну и пусть! Иллюзия это или нет, но провести прекрасное утро, возлежа на подушках в паланкине, — это роскошь, которой не следует пренебрегать. И думать, что шелк и жемчуг, шафран и рубины и впредь будут стекаться потоками в прекрасный Пондишери. А там, в конце пути, ее ждет поместье Уголок Цирцеи — настоящий город удовольствий. И кто знает, может, эти чары будут длиться целую вечность…
Кортеж продвигался медленно. Для такого путешествия обычный портшез не годился, поэтому Жанна велела приготовить паланкин из черного дерева, украшенный резными цветами и серебряными ананасами. Его несли шестеро слуг-индийцев, впереди шагал слуга с зонтом, позади — шестеро других носильщиков, которые должны были сменить первых, когда те устанут. Последними маршировали двенадцать крестьян, вооруженных палками, на случай, если, проходя через базарную площадь, придется прокладывать путь в толпе. При таком обилии знаков власти и особого положения каждому будет ясно, что в паланкине находится очень знатная особа, и можно будет беспрепятственно миновать Черный город.
Рядом с Жанной, на ложе, подремывала Мариан. Скоро она проснется: на перекрестке Звезды другие паланкины и повозки выстроятся за паланкином Жанны. И тогда зазвучат трубы, загрохочут барабаны, которые всегда сопровождают кортежи европейцев в Черном городе. Потом они услышат разноголосицу базара, и наконец — танцующие под аккомпанемент в и ны и трещоток баядерки проводят, как положено, их из города. Неужели после этого Мариан останется равнодушной к чудесам Индии? Вот уже четыре года ее интересуют только ткани, поставляемые в фактории индийскими торговцами: бакка, салампури, джинджира, аллега, ситтамура. В каком еще шелке или муслине она предстанет перед гостями сегодня на балу?
Носильщики повернули на север. Значит, скоро они окажутся за пределами Белого города. Жанна приподняла край занавески и залюбовалась разноцветными шапками мальв, украшающих беседки в садах.
Неужели кто-то способен нарушить этот мир? Все здесь дышит спокойствием и надежностью: мощная крепость с подвалами, полными оружия, купленного на золото и серебро Компании; казармы; на стенах между Британским бастионом и бастионом Дофина пушки, нацеленные на врага; госпиталь, пакгаузы, кладовые, дворец губернатора, церкви, морской порт. Мирный Пондишери с белыми стенами и охристыми крепостными укреплениями нежится в лучах восходящего солнца. Спокойный, надежный Пондишери. Индийцы ошибаются. Город удовольствий не так уж хрупок. Жанна высунулась из окна паланкина, чтобы убедиться, что крестьяне, нанятые для доставки провизии, вовремя присоединились к кортежу. Она удовлетворенно улыбнулась, увидев человек двадцать с корзинами и маленькими медными подносами на головах, в корзинах были фрукты, мясо и пироги. Другие слуги суетились подле быков, груженных мешками. Итак, все в порядке. Жители Черного города, видевшие кортеж, были свидетелями этого порядка. Пусть они больше не думают о богинях несчастий, о Кали, Радьяфе, Мариамалле; сегодня им явилась Лакшми, богиня изобилия, она вернулась, чтобы божественным танцем благословить тех, кто ей предан. И пусть брахманы хорошенько это запомнят.
Жанна хотела было опустить занавеску, как вдруг заметила на крыше одного из домов огромный венок с лиловыми мальвами. Она несколько раз зажмурилась. Жители Черного города жертвуют цветы мальвы Мариамалле, чтобы отвратить ее гнев. Правда, французы всегда посмеивались над местными суевериями… Но может быть, опасность действительно велика? Жанна увидела второй венок, потом третий, потом целый ряд… Вся улица была увешана венками. Ее охватило уныние, и она опустила шелковую занавеску. Значит, страх индийцев прошел сквозь стены Белого города. В других домах слуги тоже рыдали, голосили и тряслись от страха. Они наплели венков и молились. Теперь Жанна поняла, почему все так быстро откликнулись на ее приглашение. Та Самая Карвальо не боялась. Говорили, что у нее мужской характер, ведь она никогда не обнаруживала слабости на людях. Ну, что ж, сегодня вечером в Уголке Цирцеи, когда придет время мадригалов и галантных ухаживаний, все европейцы забудут о Мариамалле и о мрачных пророчествах. Они примут участие в этой комедии. Всем своим видом будут демонстрировать спокойствие: дорогой мой, не обращайте внимание на суеверия прислуги, смотрите, какая чудесная ночь, послушайте, как дивно играют скрипки, а какие плечики у мадемуазель де…
Жанна развернула веер. Солнце стояло высоко, и шелковые занавески уже не защищали от жары. Кортеж находился теперь неподалеку от перекрестка Звезды. К нему присоединилось несколько экипажей.
Нужно держаться. Играть в открытую. Вырвать зло с корнем. Но в чем зло? Вчера на свадебной церемонии, на которой присутствовал губернатор, у одной дамы загорелась вуаль. Собравшиеся замерли в ужасе. Что это? Предзнаменование? Под рев труб кортеж перешел по мосту через канал. Черный город совсем рядом.
Наконец Мариан проснулась. Она надула губы, поправила локоны и развернула веер. Удивленно посмотрела на Жанну и сказала нежным и томным голосом:
— Ну, развлеките же меня…
— Делайте, как я, дитя мое. Наблюдайте за нашими индусами.
— Если я подниму занавеску, солнце растопит мои румяна… Лучше расскажите, что нам подадут на праздничный ужин.
Продолжая из-за занавески наблюдать за индийцами, Жанна стала перечислять блюда:
— …Голубиный паштет с гарниром из ветчины и артишокового сердечка, утку с каперсами и анчоусами, один пирог из гуайявы, другой с имбирем, миндальное печенье, пралине… насколько помню, это все, и, конечно, рагу и кари.