Набоб
Шрифт:
Эту вечность надо было чем-то заполнить, например, побродить под изящными деревьями топа, как здесь называют парки, полюбоваться своим отражением в бассейнах, пережить малоубедительные ухаживания гостей Жанны.
Теперь, когда отблески солнца побледнели на муаровых платьях, день стал казаться бесконечно длинным. Разве на этом балу может быть что-то новое? Увы, Мариан слишком хорошо знала общество Пондишери: почти всегда одни и те же люди, одни и те же игры, напудренные лица и парики, сапфиры на пальцах вместо рубинов, которыми хвастались в прошлый раз, золотая парча вместо серебристого шелка, в котором щеголяли на предыдущем празднике. Пондишери не хватает фантазии, подумала Мариан. Французский стиль, блеск, темперамент — все это выродилось, на всем лежит печать усталости, какой-то странной болезненности. Может быть, стоит подумать о том, чтобы отправиться в другие края? Но как? Ведь и она попала в сети колонии, погрязла в этом механическом повторении, в удовольствиях и спекуляциях. Донесшийся издалека стук копыт прервал ее размышления. Наконец что-то новенькое…
Она не могла сдержать любопытства, выбежала на посыпанную песком аллею, осененную тонкими листьями филао, и свернула за угол, туда, где проходила дорога. Вскоре из темноты появилась карета, позолоченная и украшенная французским гербом. Скрипя колесами по песку, она остановилась на холме. Подбежали лакеи-метисы в ливреях из белого муслина, отогнули подножку, распахнули дверь.
Это приехал губернатор де Лейри, назначенный вместо Дюпле, — эдакая раскрашенная карикатура, вся в лентах и орденах. Больше всего губернатора заботила собственная импозантность, внешний вид, в котором главная роль отводилась парикам. Он даже изобрел метод разглаживания морщин на лице, натягивая кожу на затылке. Правда, хранил этот метод в тайне. Де Лейри раздражал всех своим высокомерным и церемонным поведением, и приглашали его исключительно из приличий. Мариан лихорадочно искала способ избежать общения с этим несносным человеком, когда вдруг за его спиной при свете факела появилась фигура, которую она поначалу приняла за молоденькую женщину. Бледное лицо, нежные розовые щеки, блестящие холодной голубизной глаза и довольно жесткая улыбка. Мариан приподнялась на цыпочки, чтобы получше разглядеть, но тут лакеи вдруг расступились, и она поняла, что это очаровательное существо — мужчина, но мужчина необычайно изящный, стройный, легкий, грациозный, облаченный в белый с золотом костюм. Он подошел к крыльцу, держась чуть позади губернатора, — поведение деликатное и одновременно достойное принца. Мариан пошла было следом, но остановилась как зачарованная. В дверном проеме освещенная факелами появилась Жанна. Сцена напоминала китайский театр теней. Мужчина склонился к ручке, дама сделала реверанс, ночная бабочка заплясала в окне гостиной.
Это было и впрямь что-то новенькое. Мариан затрепетала. Ей захотелось стать героиней волшебной сказки: чтобы в эту минуту заиграли скрипки, начался бал, объявили менуэт, или павану, или чакону, или пассакалью, — неважно что, но только чтобы начали танцевать, чтобы ее заметили, чтобы она смогла блеснуть, чтобы ее, наконец, пригласили.
Мариан тоже вошла в гостиную, и ее появление там никому не показалось неуместным. Спустя пять минут ее уже представляли незнакомцу.
— Виконт де Сен-Любен, — сказал губернатор.
— Сен-Любен, — пробормотала Мариан и покраснела.
Это имя так подходило молодому человеку; может быть, даже слишком подходило. Как и его внешность, имя было необычным, изящным, с легким намеком на фривольность, Мариан это обожала. Оправив платье, она сделала глубокий вдох, чтобы привлечь внимание к своему декольте…
— Мадам…
Он склонился к ее руке, коснулся губами бриллиантов на пальцах; это длилось чуть дольше, чем того требовали приличия. Мариан поняла, что понравилась. Они обменялись ничего не значащими любезностями, потом Сен-Любен проводил ее к столу и предложил отведать голубиного паштета и варенья из гуайявы.
Ночь скользила по парку среди пальм. Кто-то из агентов Компании сел за спинет [4] , Жанна Карвальо кликнула скрипачей.
Словно по молчаливому соглашению, Сен-Любен пригласил на первый танец другую даму, а Мариан закружилась с другим кавалером, но взгляд, брошенный невзначай из-за плеча партнера, обмен многозначительными улыбками свидетельствовали о том, что между ними установилось взаимопонимание заговорщиков. Так продолжалось на протяжении трех танцев. Уже разгоряченные, они наконец встретились в менуэте. Их руки соединились, и оба отметили, что это приятно. Мариан не поднимала глаз, чтобы скрыть чувство, которое Сен-Любен не мог не распознать; зато она смогла украдкой рассмотреть фигуру партнера, задержав взгляд на бедрах, узких и округлых одновременно, таких же, как у амуров-андрогинов, которые украшали ниши в зале. Через час они уже желали друг друга настолько, что могли отбросить всякие церемонии; наблюдавшие за ними гости вскоре утратили интерес: тем временем образовались и другие пары, и все ожидали лишь искры искусственно раздуваемого огня, чтобы незаметно удалиться в комнаты и будуары, которых, слава богу, в этом царстве сумасбродства Жанны было предостаточно.
4
Спинет — разновидность клавикордов, один из предшественников современного фортепьяно.
Сен-Любен и Мариан как самые нетерпеливые уже спускались в сад. Очарование партнера побудило Мариан прибегнуть к более долгой и утонченной игре, чем обычно. Она вспомнила об оранжерее, просторном здании, расположенном позади парка у края дороги; в нем обычно отдыхали путешественники, утомленные долгим паломничеством в Бенарес или Рамешварам. Оранжерея была окружена стеной деревьев, корни которых достигали под землей берега пруда. Благодаря соседству с ним, воздух всегда был свежим. Мариан здесь уже бывала. В первое свое посещение она с удивлением обнаружила в столь удаленном от Европы месте множество маленьких слепящих белизной комнат с готическими сводами, похожих на монастырские кельи, разве что размером побольше. Она предложила Сен-Любену отправиться в оранжерею, пообещав, что там ему не придется скучать. При этом она спросила, умеет ли он защищаться от змей, которые могли испортить самое лучшее приключение; ведь он успел шепнуть ей, что находится в Пондишери всего семь дней; он прибыл с Иль-де-Франса, где дожидался попутного ветра, чтобы добраться до Индии. Кто он и что здесь ищет? Мариан решила отложить расспросы на потом, и она надеялась, что это «потом» наступит не скоро. Спустя полчаса юбки и расшнурованный корсет Мариан упали на пол у ложа в индийском стиле, и все прошло как нельзя лучше.
Предчувствие сбылось: ощущения были восхитительными, длительными, разнообразными и упоительными — именно на это она и надеялась. Скука прошла, страхи, явившиеся из Черного города, исчезли. Забылись листья лиловой мальвы, Мариамалле и несчастный слон. Молодой человек, казалось, тоже был удовлетворен; он трижды ходил на приступ и неизменно одерживал победу. Впрочем, Мариан не уступала ему в темпераменте. Обнаженное тело Сен-Любена излучало мужественность, но вместе с тем было изящным и хрупким; в нем было что-то от ребенка или от женщины: нежная кожа только усиливала возбуждение Мариан. Потом пришло время отдыха и беседы: ах! какая великолепная погода в это время года; мадам, вы обратили внимание, как красиво было море нынче утром? здесь настоящий земной рай; я здесь уже четыре года, друг мой, и уже сыта этим раем…
— Откуда вы приехали, дорогая, чтобы четыре года сидеть в этой маленькой фактории? И это с такой-то симпатичной мордашкой? — спросил Сен-Любен. — Только не говорите, что вы родственница Жанны Карвальо, я не поверю!
— Вы угадали.
Она говорила тихо, она шептала, пряча глаза под прядями волос.
— Будем откровенны. Вы — искательница приключений? — Сен-Любен сделал акцент на последние слова.
— Искательница приключений, — повторила Мариан так, будто эти два слова приобрели и для нее особый смысл.
— И вы сидите здесь, в Пондишери. Вы скучаете! Окажись вы во Франции, развлекались бы в волю, не правда ли?
Мариан покраснела. Со времени знакомства с Жанной никто не намекал на ее прошлое.
— Вам ведь этого так не хватает! Признайтесь же, красотка!
— Красотка! Это слово кажется мне неуместным!
Он взял ее за подбородок.
— Да ладно уж, помолчи. Мы с тобой стоим друг друга.
Она еще больше покраснела, почувствовала это и рассердилась. Итак, удовольствие грозит неприятностями. Она надеялась, что он не заметил ее смущения, притворилась беспечной и расхохоталась, тряхнув волосами, — знала: не многие из мужчин могли перед этим устоять.
— Ты видишь души насквозь!
— Это моя профессия.
— Твоя профессия?
— Оставим это, — он снова перешел на светский тон. — Вы хороши собой, очаровательны. Не задерживайтесь в Пондишери.
— Почему? И куда мне следует отправиться?
— В Мадрас, дорогая.
— К англичанам? — удивилась она.
— Да, в Мадрас. Там мы и встретимся. Потому что вы действительно очаровательны, мадам, вы не из тех, от кого отказываются.