Начальник милиции. Книга 3
Шрифт:
Трубецкой с ужасом наблюдал, как к нам спешит Баночкин с охапкой старых досок с торчащими из них ржавыми гвоздями.
— А может, правда скорую вызвать? — спросил Казарян, немного проникнувшись к пострадавшему.
— Тю… какая скорая, Артур Саркисович? Мы же милиционеры, мы не можем отвлекать врачей от важных вызовов, сами справимся с таким пустяком, да, Антон Львович? А скорая пусть на другие важные выезды спешит, вдруг у кого-то сердечный приступ или того хуже — понос. А мы тут с ногой какой-то будем их отвлекать. Неправильно это.
— Казарян, дорогой! — выкрикнул
Договорить он не успел, я воткнул тряпку ему в рот и строго проговорил:
— Держись, лейтенант, прикуси тряпицу, сейчас больно будет.
— У-у-у!.. — приглушенно выл сквозь кляп Трубецкой, пока я приматывал к его ноге доски каким-то ремнем.
Слезы градом катились у него из глаз, он больше не мог сдерживаться, выл и жевал тряпку.
— Все, все, Антошенька, хороший мальчик, вот и все… Дядя Саша наложил тебе шины. Теперь ты можешь хоть сколько здесь лежать, и ноге ничего не будет… Пить хочешь?
— Хочу, — пробубнил Трубецкой, пытаясь вытащить изо рта кляп.
— Есть у кого-нибудь вода? Осталась? Нет? — обвел я взглядом присутствующих, а потом снова повернулся к пострадавшему: — Не угадал, не хочешь ты пить. Потерпи. И хватит жевать мой носок, отдай уже мне его. Выплюнь кляп, говорю!
После таких слов Антошеньке совсем сплохело. Он даже позеленел. Признаться, я немного испугался за его здоровье, как бы не загнулся тут у меня на руках, как-никак я на испытательном сроке, поэтому все же скомандовал вызвать скорую. Казарян сбегал до школы и позвонил оттуда в 03.
— Товарищи, — снова включил я деятельного спасателя. — Скорая на стадион не заедет, ворота заперты, а ключа у нас нет.
Ключ был в школе, и его можно было, конечно, взять, но настоящие спасатели не ищут легких путей. Поэтому я скомандовал:
— Берем пострадавшего на руки и несем его за ворота стадиона. Там положим на газон и будем ждать карету скорой помощи. Так быстрее будет. А то пока врачи приедут, пока носилки свои расчехлят, пока сюда придут… столько времени пройдет, проголодаться можно.
— Не надо меня никуда нести! — заорал Трубецкой. — Не трогайте меня! Нога болит, мочи нет! Оставьте меня!
— Есть у кого-то обезболивающее? — спросил я.
— У меня таблетки есть… От кашля! — выкрикнул Баночкин.
— От кашля?… — я изобразил на лице глубокую задумчивость. — Может, там в составе есть кодеин? Так-то он анальгетик. Ладно, давай, хуже точно не будет.
— Мне от кашля очень хорошо помогает, — заверил Баночки и сунул мне коробочку.
Я открыл и высыпал в руку горсть белых таблеток и тут же запихал их в рот уже совсем охреневшему Трубецкому.
— Глотай, Антон Львович, воды нету, на сухую глотай. Вот так… молодец… Хороший мальчик. Побольше тебе кодеина надо. Еще спасибо скажешь. Боль как рукой снимет… Не можешь глотать — жуй. Жуй, я сказал!
И он жевал.
— Так это самое, Саныч, — почесал репу Баночкин. — Они боль-то не снимают. Таблетки эти…
— Как не снимают? От кашля же? Кодеин же?
— От кашля они помогают, это да, — закивал Михаил. — Но это слабительное.
— Ну-ка дай сюда. Пурген, — громко вслух прочитал я название на коробочке.
— Я как их выпью, кашлянуть боюсь, — добавил Баночкин.
Народ покатился от смеха. Кто-то пытался сдерживаться, даже рот руками зажимал, но, проглотив смешинку, уже не удержались. Даже сочувствующий Трубецкому Казарян упал от приступа смеха на траву, и дрыгал черными лапками, что кубинский таракан под тапком.
А Антошенька еще больше позеленел. Он уже не пытался орать и возмущаться, понял, что с каждым его криком и возгласом возмущения всё становится только хуже.
— Так, товарищи! — наконец, уняв смех, я смог серьезно проговорить, борясь со спазмом лицевых мышц. — Тут такая накладочка вышла с таблетками. Антон Львович сейчас, что та корова на лугу, может траву на стадионе в любой момент, так сказать, заминировать. А нам такая оказия совсем ни к чему. Мы — народная милиция, пример для граждан, а не жвачные парнокопытные. Так что нужно срочно промыть желудок. Нас этому тоже учили… Сейчас я вам всё покажу. Так! Держите ему руки… Мне нужен кусок шланга и вода!
— Я на газоне видел шланг! — воскликнул Баночкин.
Глава 7
— А может, клизму еще? — предложил Гужевой. — Ну, чтобы наверняка организм очистить? У нас когда в колхозе бык картофельной ботвой отравился, так мы его из-под хвоста промывали.
— Надо шланг померять по диаметру, — задумчиво проговорил я.
— Не надо клизму! — завопил Антошенька. — Я на вас рапорт напишу! Изверги!
— А вон и скорая едет, — Баночкин махнул широкой рукой в сторону ограждения стадиона, за которым вдалеке двигался РАФик.
Надо же! Быстро они среагировали, обычно в Зарыбинске неотложки не особо расторопные были. Вообще мне всегда казалось, что врачи скорой помощи исповедуют такой подход — чем позже приедешь, тем точнее диагноз.
— Так, товарищи, — скомандовал я. — Промывание отменяется. Передадим в руки профессионалов. Берем его дружно и понесли. Клизмы пусть ему в больничке теперь ставят. И-и взяли-и!..
— Ай! — вскрикнул Трубецкой, когда несколько пар рук его подхватили и оторвали от земли.
В его грустных, но все равно бессовестных глазах забрезжила надежда на спасение и промелькнула призрачная радость. Кончились мучения. Ура! Врачи сейчас заберут.
Так, наверное, размышлял Антошенька, светясь от накатившего счастья, но совсем не так произошло на самом деле. Проходя через ворота стадиона, где была установлена скрипучая железная вертушка, мы такой толпой протиснуться не смогли. Для переноски раненой тушки опера пришлось ограничиться лишь двумя наиболее сильными носильщиками. Вот так и вышло, что через вертушку проносили его мы с Баночкиным. Я — как местный физкультурник, Миша — как свежепризнанный силач.
Звяк! — брякнула вертушка. Бум! — глухо отозвалась черепушка. Трубецкого нечаянно (а может, и не совсем нечаянно) ударили головой о железку. Что ж, бывает… я, помню, как-то шкаф заносил на третий этаж, так мы его пока дотащили, на поворотах вообще весь ободрали, а тут что — одним ударом отделались.