Начальник Тишины
Шрифт:
– Дело?
– передразнил пришелец.
– Не волнуйся, без дела не ходим. К тебе труп Василисы Зеленцовой позавчера привозили?
– Девушку эту убитую? Привозили. А вы ей родственник будете?
Пришелец побледнел.
– Чего мелешь? Какую убитую? Самоубийца она!
– Эх, мил человек, я с покойничками, почитай, полжизни знаком, и по лицу вижу, кто из них сам себя кончил, а кому на тот свет помогли отправиться. У меня своя экспертиза, духовная.
– Короче, эксперт, приготовь ее. Ну гроб там и все, что положено. Я заплачу. У нее родственников нет. Сирота. Послезавтра я ее заберу. Надо же добрые дела делать. Будет и тебе на бутылку. До встречи. Да смотри, этот бред насчет ее убийства при себе держи,
Дверь за мужчиной в черном с грохотом захлопнулась.
– Да-а, дела, - пробурчал под нос Архипыч.
– Ну и типчик. Сам небось ее прикончил, а теперь за трупом приехал. Вот такие вот пироги.
Кряхтя, старик вернулся на еще теплую лежанку. Не раздеваясь, укутался в ватное одеяло, сладко зевнул, перекрестился и заснул.
* * *
Каурая кобыла, понукаемая рябым подвыпившим извозчиком, нехотя тащила по петербургской булыжной мостовой коляску, в которой сидел пожилой господин с грустными глазами, высоким лбом, аскетическими скулами и густой бородой.
Глядя на проплывавшие мимо ряды суконных, книжных и церковных лавок, Достоевский размышлял: "Вон у лавки лубочника барышня стоит. Наверное, купит сейчас лубочный Страшный Суд, да Богородицу со Спасителем. Что и говорить, привыкли мы к стилизованному Евангелию: вроде как была Священная история, а вроде как и нет. Просто сказка красивая. Лубок. А ежели Этот Самый Спаситель вот сюда к нам в столицу Российской империи прибыл бы? Если б явился Он пред очи той самой барыни, приняла бы она Его? А я бы принял? Или опять бы мы Его распяли и сделались великими и малыми инквизиторами? Вот ведь вопрос поважнее шекспировского. Подожди, подожди!
– оживился писатель.
– А идея-то достойна изучения! Может, и в самом деле подобный сюжет в романе вывести? Но допустимо ли? Не предосудительно ли? Что скажет критика?.. Но ведь использование художественных приемов для блага Церкви и проповеди Евангелия допустимо, я думаю. Помнится, в "Истории песнописцев" преосвященнейшего Филарета, читал я, что в гимнографии, как собственно в церковной поэзии, возможно творческое осмысление и пересказ событий Священной истории. Церковные поэты выстраивали целые диалоги между Христом, адом, смертью и дьяволом, сочиняли монологи Пресвятой Богородицы. Только нужно соблюдать одно очень важное условие: все cочиненное должно соответствовать духу Евангелия и церковным догматам... Да, именно - все cочиненное не должно противоречить православному вероучению. С Божией помощью, нужно будет попробовать идею сию применить. Да вот хотя бы в "Братьях Карамазовых". Встроить бы туда такой сюжет. Ну, а чтобы цензура не протестовала против явления Христа в современной России, можно описать такое явление где-нибудь в Европе, скажем, в средние века. Обдумать надо. Вообще, многого я жду от этого романа. Это ведь первая вещь в большой эпопее будет. А цель-то всей эпопеи - показать, что Церковь Христова есть единственный всецело положительный общественный идеал, а для русского общества в особенности; и еще показать,... что Христос жив. Успеть бы".
* * *
На сей раз Архипыч проснулся сам. Спал он недолго, часы показывали семь.
"Пора вставать, - подумал старик.
– Эх, Федор Михайлович, Федор Михайлович, зря ты волновался. Создали, всё создали... Ты и сам кое-что успел сделать, хотя видно не всё, что задумал. А уж после тебя образ русского Христа как хорошо Нестеров выписал. А недавно и этот еще прозорливец... Как его? Ну, который кино снял про Андрея Рублева. Да... У него там нестеровский Христос ожил и сошел к людям, и по Руси пошел, и получилось прямо по Тютчеву:
Эти бедные селенья,
эта скудная природа -
край родной долготерпенья,
край ты русского народа...
Удрученный ношей Крестной,
всю тебя, земля родная,
в рабском виде Царь Небесный
исходил, благословляя.
Очень верно ты это, Федор Михайлович, подметил, что все cочиненное должно соответствовать евангельскому духу и догматам. А коль не так, то выйдет промашка, как у Булгакова, к примеру. Писатель-то он хороший, но вот Христос у него какой-то ненастоящий получился, неевангельский. А промашка в таком деле недопустима, а то вместо Христа можно людям лже-христа начать проповедовать. Упаси, Господи".
В эту минуту в дверь снова позвонили.
Глава тридцать шестая.
Пророчества
– Звони еще. Там или нет никого, или дежурный дрыхнет, - сказал Влад другу.
– Слушай, а может, вход с другой стороны?
– предположил Влас.
– С какой другой?
– видишь надпись: "Морг больницы №52". Если ты Василисины слова не перепутал, то нам сюда.
– Иду, иду, - раздался за дверью голос Архипыча.
– Порядок, - обрадовался Влад.
Дверь отворилась, и перед молодыми людьми вырос настоящий старичок-боровичок из русской сказки. Седые с оттенком желтого дыма пряди волос беспорядочно свисали с его головы и почти закрывали лицо. Он был невысоким, сухеньким, но крепким. Добрые голубые глаза светились улыбкой. Только цвет лица был каким-то неестественно смуглым. На старике красовался дырявый замасленный свитер и такие же, притом слишком короткие коричневые брюки. На ногах были одеты огромные, явно не по размеру, ботинки горчичного цвета.
– Здравствуйте, дедушка. Мы к вам по очень важному делу, - объяснил Влас.
– Чаял я, что кто-то за ней приедет. Чаял...
– обрадовался Архипыч.
– За кем, за ней?
– спросил Влад.
– Ну, вы же за Василисой?
Лица молодых людей вытянулись от удивления.
– Что это я вас на пороге держу, люди добрые. Заходите, перво-наперво чайку попьем.
Архипыч провел обомлевших гостей внутрь помещения и усадил за стол, сооруженный из больших картонных коробок из-под медицинского оборудования. Достав самодельный кипятильник, скрученный из двух лезвий, старик поставил разогревать воду в стеклянной банке.
– Дедушка, а дедушка, а вы откуда про Василису и про нас знаете?
– придя в себя, спросил Влас.
– А что я знаю? Ничего я и не знаю. Просто не хотел бы я вашу Василису Прекрасную этому чернокнижнику отдавать.
Влас метнул взгляд на друга:
– Какому чернокнижнику?
– Да был тут один сегодня, ни свет ни заря. Одно слово - чернокнижник! Ничего, ничего, ребятки, сейчас мы чайку попьем, потом Василисочку обрядим, да и заберете вы ее с Богом. Она ведь мученица.
– Откуда ты все знаешь, дед?!
– сорвался Влад.
– Ой, мил-человек, - вздохнул Архипыч, - чего я знаю-то? Ничего не знаю. Просто лицо у ней, как у мученицы, как в Четьи Минеях, беленькое... Ну вот и чаек поспел. Наливайте, миленькие, у меня и заварочка есть свежая, два дня назад сделал, настоялась, - радостно приговаривал дед, разливая кипяток по алюминиевым кружкам.
Друзья с недоверием покосились на треснутый фарфоровый чайник со старой заваркой.
– Ждал я вас, добрые люди, ждал. Вот послушайте старика, сделайте милость... У народа русского теперь последняя возможность открывается. Старцами было предсказано возрождение на Руси Православия, да на короткое время. Похоже, время это короткое заканчивается.