Начальник Тишины
Шрифт:
* Когда встречаются две души, тоскующие по Богу, то им не нужно объясняться: они понимают друг друга без слов.
* Я обидел человека, и мне больно от этого. Но я благодарю Бога за эту душевную боль, потому что эта рана говорит мне: "Исцели меня покаянием".
А сколько раз я обижал и даже убивал ближних словом, делом, помышлением, не чувствуя при этом боли, а должен был чувствовать такую же боль, как если бы били меня.
Моя бесчувственность страшна, потому что в загробной жизни моей души эта боль обязательно проявится,
Мы все - единый Адам, каждый человек - клеточка человечества, но, увы, каждая клеточка чувствует живой только себя, и остальные клетки ей кажутся омертвевшими. Но ведь это не так. И бьет Адам-человечество само себя, и вся накопившаяся боль пронзит нас за гробом, когда все сокрытое станет явным.
Одно здесь средство спасения - церковное покаяние. В Церкви, в Новом Адаме, клетки тела могут чувствовать друг друга, а потому могут жалеть и любить друг друга, и болеть друг за друга хорошей болью, болью не к смерти, а к исцелению.
* Мы поклоняемся святым иконам почитательным поклонением. А что такое икона Господа? Это Его образ, изображение. Но ведь и человек создан по образу Божию. Потому умное делание призывает нас любить и жалеть человечество, поклоняясь в нем образу Божию и оплакивая искажение этого образа после падения праотцев.
* Мы ищем покоя. Но тайна покоя в том, что истинный покой рождается от истинного смирения. То есть, кто смиренно относится к себе, тот покоен даже среди напастей и притеснений. Потому страстный человек и в пустыне не вкусит покоя, а смиренный почивает на лоне блаженного покоя и на городской площади.
* Господи, избавь меня от меня самого.
* Если бы все люди опустились на колени и испросили друг у друга прощения, то вмиг бы отверзлись заржавевшие двери сердец наших, и обрели бы мы Царствие Божие, которое внутри нас.
* Бог - Абсолютное Добро.
Добро, воюющее со злом, - это земное понятие; тайнозрительно Добро - абсолютно. Потому слабые места церковной политики - это полемичность, критичность и т. п. Борьба со злом как бы подтверждает, что зло живо. Не нужно вступать в борьбу со злом его же методами, но нужно отсекать зло, не признавать его живым и сущностным, по тому же принципу, как святые отцы учат бороться с вражьими прилогами: не беседовать, не спорить, не противоречить, не ругать, а просто сразу отсекать и обращаться к Богу, то есть Абсолютному Добру, в молитве.
Любая полемика, спор - недушеполезны. В споре не рождается истина. Вспомним Архангела Михаила, не спорившего с сатаной, а говорившего ему: "Да запретит тебе Господь". Победа христианина над злом - это всецелое обращение к Добру.
Необходимо осознать, что, в конечном счете, Христос и Царство Божие абсолютно восторжествуют над мировым злом. А в силу своей абсолютности Добро торжествует уже и сейчас, только нужно посмотреть на мир вневременным взором. Возможность так смотреть имеют только христиане.
Поэтому инок может быть спокоен о том, что не участвует в жизни и борьбе мира, поскольку судьбы государств, стран, народов и даже Поместных Церквей будут покрыты и увенчаны торжеством и победой Добра.
А вот для каждой отдельной личности исход борьбы добра и зла связан с ее свободным выбором. Поэтому главная драма и главная борьба - в душе каждого человека. Вот поле боя христианина.
И результат сражения на этом поле для человека важнее, чем победа в тысяче славных мирских битв.
* Человечество - единый Адам. Потому, в кого бы мы ни кинули камень - попадем в себя.
* Чтобы спасаться, нужно быть со Христом.
Глава сорок пятая.
"Чайный дом"
– Ну и куды тапереча тебя девать прикажешь, милок?
– озабоченно ворчал Архипыч, заканчивая зашивать рваную рану на плече Замоскворецкого.
– Вот и все. Летай, соколик.
– Ты что, врач?
– Нет, не врач. Я медбрат. А здесь на покойничках на хирурга обучиться можно. Их же, бедных, режут и шьют, режут и шьют. Зависит кто на смене. Если врач женского полу - хорошо, а если мужского..., всякое бывает. Спиртику лишку хватанет, вот мне самому дошивать и приходится.
– Спасибо, дед. Ловко ты всего меня заштопал, теперь жить можно. Я тебя, дед, по-царски отблагодарю!
– произнеся эти слова, Замоскворецкий погрустнел и добавил тихо: - Хотя по-царски, наверно, уже не получится...
– Ясное дело, не получится. Штопай тебя - не штопай, - утром этот зверь чернявый нагрянет и захочет нас поджарить на медленном огне...
– Какой зверь?
– Который тебя сюда направил, в прямом и переносном смысле. Ты ведь на его имя записан.
– На какое имя?!
– взвился Замоскворецкий, но осел, ухватившись здоровой рукой за раненое плечо.
– Не горячись, малый, не горячись. На имя Князева С.К.
– Вот гад! Круто он мне за непокорность отомстил. Всего один-единственный раз я ему отказал человека на тот свет отправить, и сразу же, значит, сам отправился. Здорово! Хорош психотерапевт. Надежное лекарство прописал. Тьфу!
– Погоди, не переживай. Господь усмотрел: живым ты остался. Стало быть, есть во всем этом смысл.
Замоскворецкий задумался.
– Смысл есть. Веришь, я пару часов назад ума не мог приложить, как мне из этого лабиринта вырваться. На меня были нацелены десятки глаз и стволов: конкуренты, милиция, ФСБ, этот подонок Князев, журналюги всякие и так далее. Типа, куда ты денешься с подводной лодки? А я вот взял и делся. Меня больше нет! Все! Хлопнули Жана Московского. Ха-ха-ха-ха!
– он нервно рассмеялся.
– Фиг вам! Вот он я, живой! Но только... Э-э-эх. Но только не Жан я больше.