Начало пути
Шрифт:
Пирл принесла еще подносы, поставила перед нами холодный ужин.
– Если что я есть в этом доме, так гостеприимство,- сказал Джилберт.- Первым делом еда, потом любовь, а на долю сатаны - цыплячья ножка.- При этих словах он разодрал цыпленка пополам, положил мне на тарелку костлявый и жилистый кус, себе мясистую заднюю часть, а Пирл тем временем принялась за рыбу и салями.- Вот теперь я начинаю припоминать смачный, злачный Ноттингем,- засмеялся он.
– А как насчет девчонки по имени Элис Каллен?
– спросил я.
– Что-то знакомое. В Ноттингеме у меня была только одна девчонка- в ту пору я был робок, хотя она, думаю, вряд ля это заметила. Рассылал стихи по разным журнальчикам, все это было задолго до
щинами много моложе себя. Так или иначе, все это с грехом пополам тянулось одиннадцать лет. Где она сейчас, понятия не имею. Зато я теперь просто наслаждаюсь жизнью с моей малюткой Пирл.
Он повернулся к ней и спросил зловеще-ласковым тоном:
– Пойдешь за меня замуж, детка?
Она вспыхнула, подняла голову от тетради, потом побледнела.
– Ты это всерьез, Джилберт?
– Вот видите, даже она научилась меня мучить,-сказал он мне.-Жизнь делается не лучше, а хуже. У меня уже начались головные боли.
– Это рак,- мстительно сказала Пирл.
– Если вы когда-нибудь женитесь, Майкл, держитесь за жену всю жизнь - каждая следующая всегда хуже предыдущей. Вначале Пирл была кротка и послушна, а ведь сейчас она прямо злобный тигренок. Да, молодые деньки в Ноттингеме и еще в разных местах - лучшее время моей жизни. Я частенько подумываю вернуться, разыскать девчонок, которых знал в молодости, и, может быть, жениться на которой-нибудь, если она еще ничего. Только, наверно, у всех у них уже вставные зубы, а этого я не вынесу - мои зубы будут по одну сторону кровати в стакане с надписью «его», а «ее» - по другую сторону, и мы забудемся сладким сном, а они станут злобно лязгать друг на друга, точно крокодилы. Или окажется, что она накручивает волосы на эти жуткие громадные стальные бигуди и ночью они станут выцарапывать мне глаза. Нет, это не по мне. Но Элис Каллен я и правда помню - вы с ней в родстве?
– Она моя мать,- сказал я. Он изрыгнул на стол недожеванного цыпленка, казалось, его сейчас хватит кондрашка.- В последний раз. когда я ее навещал, она все мне про вас рассказала,- продолжал я.- Так что я ваш сын.- И я растолковал ему, ошарашенному, что и как.- Она после этого так и не вышла замуж,- продолжал я.- Сдается мне, она по-настоящему одного вас и любила, только не призналась, потому что гордая всегда была, самостоятельная. Сейчас-то, я так думаю, она на вас и не поглядит. Да и вообще она через месяц выходит замуж за хорошего человека, он коммунист, вы ему и в подметки не годитесь. Ей наверняка будет с ним хорошо.
Блэскин встал - и не пьяный был, а на ногах держался не твердо.
– Пирл, поди на кухню, принеси из холодильника бутылку шампанского. По такому случаю надо выпить. У меня ни от одного брака не было детей. Я думал, что я бесплодный, да, наверно, с женами так оно и было. А теперь, оказывается, у меня сын от моей первой и настоящей любви… правда, в ту пору я не знал, что она и есть настоящая.
Он подошел ко мне, и я тоже встал, в руке нож.
– Положите его,- сказал Блэскин. А я и не заметил, что держу нож.
– Почему вы бросили Элис Каллен?
– И вдруг на меня обрушились воспоминания о Клодин, и я уже ничего больше не мог сказать. Ведь если говорить по чести, оставалось только пожать ему руку, мы ж с ним одного поля ягода.
– Не стану уверять, что я об этом сожалею,-сказал он,-потому что я и правда сожалею.
Он уставился на меня, а я на него и сам не знал, какого черта я впутался в эту историю. Пирл с бокалом шампанского в руке свирепо глядела на нас обоих, особенно на меня, будто мы все это разыграли назло ей, и я понял: она здорово меня невзлюбила. Я-то хотел только одного - чтоб все было просто, но едва я это всерьез осознал, как понял: этому не бывать. Теперь, когда а нашел своего отца, я даже не мог его ненавидеть за то, как он поступил с моей матерью: ясно же, мне от него не будет никакого проку. Ну и хорошо, что мне не извлечь из него проку, зато у него не будет случая подточить силы моей души. А прибавить мне сил он не может, у него у самого нехватка. Оттого что мы с ним повстречались, мне пришлось лишний раз пошевелить мозгами - только и всего. Пока мы пили шампанское, он чудно так на меня поглядывал, боялся меня что ли. Он и впрямь был потрясен, и я даже подумал: со скуки или от пустоты, того гляди, вскорости повесится. Но эта дурацкая мыслишка недолго продержалась у меня в голове, и тут он попросил чтоб я рассказал ему, как мне жилось на свете. Я сперва наотрез отказался, сказал: он, поди, просто хочет после вставить все это в какой-нибудь свой роман. Он заплакал и сказал: верно,- и меня разобрал смех, а Пирл кинулась за таблетками, ну, я взял да и наплел ему про себя с три короба - ни словечка правды, а такое, что он, по-моему, хотел услыхать. Немного погодя я сказал: пойду схожу в уборную, а сам подхватил пальто - и деру, даже прощаться не стал.
Обошел несколько раз Слоун-сквер, потом позвонил из автомата Моггерхэнгеру. Ни ответа ни привета, гляжу - ящичек для монет отодран. В другом автомате набрал номер Блэскина, а у будки уже стояли двое, тоже хотели звонить.
– Алло?
– сказал Блэскин.
– Это Майкл.
– Я думал, вы в уборной!
– крикнул он.
– Я ушел. Я в Хэмпстеде. Не хочу вас больше видеть, слышите? Никакой я вам не сын, и вы мне не отец, влейте это в свой поток сознания.
Я с маху повесил трубку, даже не дал ему ответить, и протиснулся из будки. На полпути в «Конец света» вдруг вспомнил: ведь я не позвонил Моггерхэнгеру. Из первой же телефонной будки соединился с ним.
– Послезавтра собираюсь в Женеву,- сказал я.- Пиндарри и Коттапилли утром едут в Цюрих.
– Век не забуду твоей услуги. Теперь ты для меня первый человек.
– А с Полли можете меня соединить?
– К сожалению, нет,- сказал он, и я чувствовал: Моггерхэнгер старается засмеяться.- Поехала в Женеву повидаться со школьной подругой. Денька через три-четыре, наверно, будет… Может, тебе повезет, она тебя там дождется.
На ближайшее время прогноз лучше некуда, и я попрощался с Моггерхэнгером, вышел на свежий воздух и взял курс на реку. Вот бы провести несколько дней с Полли у Женевского озера! Красота! Перед этим вся неразбериха в моих делах и делишках сразу показалась мне совсем пустяком. Надо только не сдрейфить, быть начеку и не дать маху, надо набраться терпения, не горячиться да заклинать счастье, чтоб не изменило,- вот буду твердить все это как молитву, тогда выплыву из омута целый и невредимый и все у меня пойдет как по маслу. Я спущу пиратский флаг и заживу в Верхнем Мэйхеме под своим собственным флагом блаженства с моей лапочкой Полли Моггерхэнгер.
В ту ночь я спал крепко, безо всяких снов, и слава богу. Я думал, день перед поездкой в Женеву я проведу один, тихо-мирно, но, покуда я завтракал, раздался телефонный звонок. Кто б там ни звонил, мне неохота было брать трубку. Я стал считать звонки, думал, больше пятидесяти не прозвонит, да на тринадцатом звонке мое терпение лопнуло. Снял трубку, сказал резко:
– Алло?
– Майкл? Это Бриджит.
Я ждал кого угодно - Полли, Линингрейда, мать, Блэскнна, даже Моггерхэнгера, только не Бриджит.