Начало пути
Шрифт:
— Ай! — вскликнул я, когда лезвие шпаги Лиховцева проткнуло мне левое полупопие. — Вы не считаете сударь, что это уже вне всяких законов чести. Такие в Сумском полку гусары?
— Не смей говорить о нашем славном полку! — грозно потребовал Лиховцев, выставив саблю. — Казак?
И все-таки мне задницу продыряв… укололи. Да, вот так более благозвучно! Саблей это сделали. Сейчас и кровь саднить будет и в седле, или карете болезненно будет ехать.
— Попович, но, как ты понял, — я сделал акцент на «ты», отзеркалив обращение ко мне. — Повалять могу и славных сумских гусар, вышедших из малоросского казачества.
—
А в это время в доме уже было одиннадцать гусар, часть из которых направила на меня свои пистоли. Главу ОПГ, или Джеймса Бонда берут, не иначе.
— Давай, Дмитрий Николаевич, — обращался я к Лиховцеву, не хотел я быть на бараном на заклании и стремился хотя бы частично сохранить лицо. — Ты все же скажешь, почему я должен ехать с тобой. Бумаги у вас нет, окромя силы. А уже через минут десять во дворе будет полусотня казаков, которые станут на мою защиту.
— Ты допустишь пролитие крови? Ты же поповский! — усмехнулся Лиховцев.
— Сучий, я же тебя… — очнувшийся задира попытался подойти ко мне, но сабля поручика Лиховцева преградила ему путь.
— Уймись! — строго сказал Лиховцев и все гусары его послушались.
А после мы все-таки поговорили.
Оказалось, что Сумской полк собирался уже вновь становиться гусарским (я и не знал, что он таковым не был) [в это время не был], а так же покрывать себя славой побед на Кавказе. Генерал Валериан Александрович Зубов, ну или его заместители, уже утвердили состав группировки, которая должна отправится на войну. Сумские гусары стояли под Тулой, довооружались, уже имели походное настроение, когда пришла срочная депеша с требованием отправить офицеров в Белокуракино с целью доставить меня.
— И кому же я так понадобился? — спросил я, догадываясь, что именно произошло.
— Приказ шел под именем Валериана Александровича Зубова, — отвечал Лиховцев, попивая прохладный квас. — Ослушаться не имели возможности. Мы и сами собирались на Кубань выдвигаться, а не на Слабожанщину переться.
— А разве его сиятельство, Валериан Александрович Зубов не в Польше? — проявил я осведомленность.
В последнее время старался быть в курсе всех событий, часто записывал те или иные поступки людей, чтобы не забыть подробности. Компроматы нужны на многих лиц, пригодится. Ну а то, что одноногий Валериан поехал за своей возлюбленной и ее мужем в Польшу, знал весь Петербург и не только столица. Такие амурные истории тут вирусятся больше, чем в моем времени видосы с котиками.
Есть у меня предположения, откуда уши выглядывают. Плотно смотрят за Павлом, а князь Куракин стал если не другом наследника, то вхож к нему. А это уже политическая игра. Но не думал я, что зацепит меня этими игрищами. Видимо, Алексей Борисович Куракин упоминал мое имя перед будущим императором, вот потому и вышло так.
Могло быть и иное. В этом времени стихи пишут многие. Это повальное увлечение можно было бы сравнить с тем, как некоторый промежуток времени были популярны социальные сети в моем мире будущего. Мало кто решается публиковать свои творения. Одни не считают нужным издаваться потому, как критично смотрят на свои произведения и опасаются общественного остракизма, иные стихи в печать не берут. Да и мало возможностей для публикаций. Еще
А я подал стихи в редакцию Московского университета и там их приняли. Так что, весьма вероятно, кто-то из высших чинов захотел посмотреть на конкурента Гавриила Державина. Мог и он сам захотеть взглянуть на меня, но сомневаюсь, что у секретаря, пусть и Ее Императорского Величества, есть такие возможности, чтобы прислать гусар в дом князя Куракина и нахально схватить его секретаря.
Тут наглость нужна, чувство вседозволенности и наплевательского отношения ко многим. А еще, если следовать вероятной мотивации, то дело в Павле. Следовательно, — это Платон Зубов. Я рассчитывал, что он сильно увлечен своим проектом по замужеству Александры Павловны и не станет вникать. А еще был расчет на то, что после смерти Степана Ивановича Шешковского, просто нет такого деятельного человека в Тайной Экспедиции, чтобы можно было быстро реагировать на малейшее не соответствие застойной внутриполитической жизни.
— Что ж… — сказал я, вставая со стула. — Мне все предельно ясно и я готов к путешествию. Лишь заберу свои бумаги и можно отбывать. Однако, мне нужно предупредить людей и обязательно забрать мою личную служанку.
Некоторые из гусаров ухмыльнулись, я не стал на то обращать внимание, а то, серьезной драки не избежать. И так мне уже обещают, что и морду набьют, как мужичью, и что прирежут, как только доставят до назначению и выполнят приказ.
— Я рад, что мы не допустили больше принеприятнейших действий. Мы подождем во дворе, — сказал Лиховцев и чуть ли не пинками увлек за собой боевых товарищей.
У одного товарища наливался знатный синяк под глазом. Это я так удачно приложился коленом. При том хочется подобное повторить.
Во дворе уже были и Осип с сыновьями и Северин, да еще два десятка казаков. И тут гусары чуть приуныли. Я знал законы и понимал, что вот такие выходки служивых, когда без бумаги, без присутствия высокого командования, врываются в дом, да еще и князя… А ведь за них не вступится даже Валериан Зубов, а Платон, так и вовсе откреститься. И это, видимо, офицеры понимали, потому и имели вид побитой, но еще готовой для схватки, собаки.
— Северин, догонишь нас до Тулы. Далее вместе поедем в Петербург. Передайте Богдану Стойковичу, чтобы так же до снегов выдвинулся! — сказал я людям и, чтобы убедился, что меня все услышали, попросил повторить.
Пусть Малороссия с большего и успокоилась, но лихих голов тут хватает, разные судьбы, один из таких Стойкович. Мне нужна уже и охрана и исполнители. Нельзя, чтобы какие-то криминальные бароны могли схватить меня без последствий.
— Я готов! — сказал я и сел в карету, следом рядом присела Агафья и посмотрела на меня влюбленным взглядом.
Декабристка, блин.
Гусары недоверчиво рассматривали карету и лошадей. Когнитивный диссонанс. Я же всего-то попович. Ну пусть, преподаватель, или даже секретарь вельможи, но не дворянин. А вот дорожная карета, как Куракин называл этот выезд, используемый для дальних поездок, соответствовала княжескому статусу.
Одно радовало, что не так и сильно холодно, чтобы во время секса замерзнуть в карете.
Глава 18
Глава 18
<