Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Шрифт:

Поборники туранофильской теории, как известно, следуя за Дегинем, связали както гуннов с монгольским народом Хионгну китайских летописей и заставили их переселиться из Средней Азии в Европу во второй половине IV века по Р. X. Но такое мнение совершенно произвольно и противоречит положительным свидетельствам источников. У Птолемея, писавшего во II в. по Р. X., гунны помещены в Восточной Европе соседями Роксалан. Аммиан Марцеллин говорит, что о них уже упоминали старые писатели. А Моисей Хоренский, армянский писатель V века, сообщает о нападении болгар со стороны Кавказа на Армению, случившемся во II веке до Р. X. Наконец, Аммиан, Приск, Прокопий, Иорнанд прямо помещают их древние жилища за Танаисом и Меотийским озером, то есть в области Кубани и нижней Волги.

Если мы пойдем далее в более поздние века, то увидим, что гунны в источниках ясно отождествляются с славянами, например у Беды Достопочтенного, в византийской Пасхальной хронике, у Кедрена, в немецких эпических сказаниях и проч. Но я пока ограничиваюсь рассмотрением старейших и важнейших источников для истории гуннов, каковы Аммиан Марцеллин, Приск, Иорнанд и Прокопий 6 . Повторяю, что к гуннам и их славянству я пришел следующим путем: занятия начальною русскою историей натолкнули меня на болгарское племя. Пересмотрев вопрос о его народности, я убедился, что нет ровно никаких научных оснований считать эту народность неславянскою. Но при сем пересмотре я неправильно старался выделить болгар из группы гуннских народов (так как

их неславянство выводили собственно из представления о гуннах, как о народе туранском). Убедившись потом в тождестве болгар с гуннами, я естественно пришел к необходимости пересмотреть вопрос о народности гуннов, то есть пересмотреть те основания, на которых они были отнесены к какомуто (в сущности неизвестному и доселе никем неопределенному) уралоалтайскому племени. И на чем же, как оказалось, было основано такое мнение? Да на таких шатких аргументах, как риторические фразы Аммиана и Иорнанда о некрасивой наружности гуннов, их воинственности, свирепости, кочевом или полукочевом состоянии и т. п. Карикатуру или неестественное безобразие приняли в буквальном смысле и выдали за точный портрет. Вот как невысоко еще стояла историческая критика во времена Нибура и Шафарика! По поводу таких аргументов, приведу пример тех противоречий, в которые нередко попадают поборники норманизма и туранства по отношению к славянам. Г. Куник в доказательство, что языческая Русь, нападавшая на Византию, не могла быть славянскою, приводит ее жестокости, там совершенные: язычники сожгли церкви в окрестностях Константинополя и умертвили множество людей. По его мнению, это должны быть норманны, которые "как раз в то время в западной Европе опустошали церкви и монастыри и весьма часто с особенною яростью убивали в самых церквах епископов и монахов". ("Известия Аль Бекри о Руси и Славянах", стр. 175.) Но вот что говорит г. Макушев о славянах: "Особенно много рассказывает о хищности и свирепости славян Гельмольд". "В войне заграничной (слова Гельмольда о поляках и чехах) они храбры при нападении, но весьма жестоки в грабеже и убийствах: они не щадят ни монастырей, ни церквей, ни кладбищ" ("Сказания иностранцев о быте и нравах славян", 158) 7 .

Итак, в высшей степени было опрометчиво делать научные выводы о принадлежности к тому или другому племени на основании таких неточных, пристрастных и весьма условных отзывов о наружности гуннов, каковы отзывы Аммиана и в особенности Иорнанда. Подобные вопросы решаются не тою или другою фразою источников, а совокупностью всех несомненно исторических фактов.

Чем более всматриваемся мы в вопрос о гуннах, тем более убеждаемся в чрезвычайной важности его правильного решения для истории славян, а следовательно, и в непростительном равнодушии к нему со стороны ученых славистов. Только с разрешением этого вопроса открывается возможность поставить на твердую почву историю славянства в первую половину средних веков. Тогда объясняется и непонятное до сих пор появление целого ряда славянских государств в IX и X веках, и картина всего этого славянского мира, как бы внезапно выросшего из земли на огромном пространстве от берегов Адриатики до Балтийского моря и Волги. Тогда прольется свет и на многие частные вопросы из славянской истории, между прочим на вопрос о начале и распространении церковно-славянской или болгарской письменности. Широкое распространение этой письменности между славянскими народами сделается нам понятным, когда узнаем, что гунны-болгары были многочисленным и некоторое время господствующим славянским племенем. Если обратить внимание на то, что в IX веке часть Паннонии была занята еще гуннами-болгарами (см. у Феофана сказание о расселении сыновей Куврата), то, может быть, уяснится, почему Кирилл и Мефодий явились в Паннонскую Моравию с болгарским переводом Св. Писания, почему наилучший прием Мефодий нашел у князя Платенского Коцела (то есть в собственной Паннонии) и почему его паннонские ученики потом перешли именно в Болгарию. Конечно, поборники немецких домыслов о туранстве болгар и гуннов еще долго и усердно будут производить давление на славянских ученых по этим вопросам; но тем сильнее и доказательнее пробьется наружу и возобладает в науке историческая правда. Для меня понятна неохота немцев примириться с тою мыслью, что началом так называемого Великого переселения народов послужило столкновение болгарских и русских славян с немецкими готами и изгнание последних из Восточной Европы. Но было бы желательно видеть более научной самостоятельности в данном случае со стороны наших славистов. В особенности неприятно встречать таких противников, которые, как, например, в данном случае, не только никогда не занимаясь специально подобным научным вопросом, но и не думая о нем серьезно, спешат выступить с своими возражениями, основанными на предвзятых толкованиях с чужого голоса.

1 Из Журн. М. Н. Пр. 1881. Май.

2 Современник Иорнанда Прокопий прямо говорит о гуннской моде брить щеки и подбородок и подстригать кругом голову, оставляя пучок волос на затылке (Hist. Arcana С. VII).

3 У Иорнанда в плаче об умершем Аттиле, который производили знатные всадники, скакавшие около палатки с его трупом, сказано: Solus Scythica et Germanica regna possedit.

4 Stravam super tumulum ejus, quam appellant ipsi, ingenti commesdsatione concelebrant. Кажется, Иорнанд тут ясно говорит, что слово страва принадлежит самим гуннам, а вовсе не подчиненным им славянам, как это обыкновенно полагают поборники их мнимого туранства.

5 Осетины и теперь еще Волгу называют Идил. А, сколько известно, осетины суть потомки древних алан и принадлежат к арийской семье.

6 Известия Прокопия о гуннах рассматриваются в помещенном выше моем исследовании о болгарах, поэтому я о нем теперь не распространяюсь.

7 А по поводу якобы безобразной наружности гуннов вспоминаются читанные мною когда-то мемуары маркграфини Байретской, сестры Фридриха Великого. Она имела случай видеть русское войско, посланное императрицею Елизаветою на помощь Марии-Терезии в конце войны за Австрийское наследство, и сообщает свои впечатления. Не имея под рукой книги, не могу передать точных ее слов, но помню, что наши воины показались ей малорослыми, чумазыми и вообще очень непривлекательной наружности, - так что еще немного и ее русские вышли бы те же гунны Аммиана и Иорнанда. А между тем коренной русский народ едва ли может быть поставлен ниже немцев по красоте своей расы. Но мы должны, во-первых, иметь в виду явное нерасположение марк-графини к русским, а во-вторых, возможно, что наши солдаты явились туда дурно одетые, плохо накормленные, неумытые и маловыправленные; притом и послано-то было неотборное войско.

– ---------------------------------------------------------------------

II

Продолжение того же пересмотра1

В предыдущем своем рассуждении о гуннах, относительно их наружности, я указал преимущественно на те преувеличения и то пристрастие, которые очевидны в их изображении со стороны Аммиана и в особенности Иорнанда. Я только слегка коснулся того искусственного безобразия, на которое могут указывать известия о каких-то глубоких нарезах на щеках младенцев. Оставляя в полной силе мое положение о помянутых преувеличениях и пристрастии, в настоящем своем рассуждении обращу особое внимание на те свидетельства, которые прямо указывают, что в вопросе о наружности гуннов едва ли не главную роль играл элемент безобразия искусственного. В этом отношении мы имеем перед собою два свидетельства, принадлежащие двум латинским поэтам-панегиристам V века, именно Клавдиану и Аполинарию Сидонию.

Клавдиан в начале V века сочиняет стихотворения в порицание правителю Восточной империи Руфину и в похвале правителю Западной империи, своему покровителю Стилихону. В одном таком стихотворении он описывает, как Стилихон победил варваров, изменнически призванных Руфином со стороны Дуная. В числе этих варваров являются и гунны. Вот какими чертами изображает их Клавдиан:

"Этот народ, обитающий на крайних восточных пределах Скифии, за хладным Танаисом (gelidum Tanais), самый знаменитый из тех, которых озаряет Большая Медведица (Arctos alit), гнусный по своим нравам, мерзкий по наружности, с энергией, не знающий устали, питающийся добычею, убегающий от Цереры (т. е. от земледелия), считающий игрушкою резать себе лицо (Frontemque secari ludus) и с гордостью клянущийся именем павших предков (или родственников- parentes). Никогда двойная природа (duplex natura) не соединяла в себе теснее всадника-центавра с его родным конем (nubigenas biformes cognatis aptavit equis); при чрезвычайной быстроте они не соблюдают никакого строя (в нападении), и (показавши тыл) возвращаются неожиданно". (Сочинения Клавдиана. Изд. Панкука. Paris. 1830. I том. 50 стр.).

Очевидно, Клавдиан писал под впечатлением все той же преувеличенной молвы о страшной дикости и безобразии гуннов и изображает их с помощью обычных в то время риторических приемов. Но для нас тут важно собственно одно указание: гунны режут, царапают, обезображивают себе лицо. Если сопоставить это указание с свидетельствами Аммиана и Иорнанда, то увидим, что гунны не только делали какието глубокие нарезы на лицах младенцев; но и потом по требованию своих обычаев нередко безобразили свое лицо новыми рубцами и царапинами. Тот же Иорнанд сообщает, что скорбь свою о смерти Аттилы гунны между прочим выразили тем, что по обычаю обрили часть волос на голове и сделали свои лица еще более безобразными посредством глубоких разрезов. Ибо "печаль о таком воителе они хотели выразить не женскими стенаниями и слезами, а мужскою кровью". Но подобного рода выражение печали об умершем вожде, именно царапание лба и носа и бритье волос вокруг головы, по свидетельству Геродота, существовало еще у Царских скифов. А эти скифы, по всем данным, были племя арийское, отнюдь не туранское. Слова Клавдиана, что для гуннов разрезы на лице были игрушкою, обычным явлением, дают понять, что операция эта производилась довольно часто. Они царапали лицо при смерти не только такого общего им царя как Аттила, но и при потере своих мелких племенных князей, при смерти своих родителей и старших в роде. Намек на это обстоятельство у Клавдиана заключается и в приведенном сопоставлении царапания лица с клятвою умершими родителями. Отсюда можно заключить, что безобразные, свежие рубцы и шрамы на их лицах были обычным явлением, особенно в то воинственное время, когда приходилось часто терять близких людей и предводителей. Не забудем, что это искусственное безобразие посредством глубоких разрезов начиналось у гуннов уже с самого младенчества. Слова Иорнанда, что гунны старались своих младенцев заранее приучить к перенесению ран (т.е. к лицевым разрезам), получают таким образом ясный, определенный смысл; действительно, эти разрезы потом делались для них "игрушкою".

Обратимся теперь к Аполинарию Сидонию. В шестидесятых годах пятого столетия им написан длинный стихотворный панегирик только что возведенному на престол римскому императору Антемию. В числе подвигов, совершенных сим последним, Сидоний упоминает его победу над толпой гуннов, сделавших набег на Иллирийские провинции. Панегирист изображает варваров следующими чертами:

"Там, где белый Танаис (Albus Tanais) падает с Рифейских гор и течет по долинам гиперборейским, под северным созвездием Медведицы, живет народ, грозный духом и телом, так что на самых лицах его детей уже напечатан какой-то особый ужас. Круглою массою возвышается его сдавленная голова (consurgit in arctum massa rotunda caput). Подо лбом в двух впадинах, как бы лишенных глаз, виднеются взоры (geminis sub fronte cavernis visus adest oculis absentibus). Свет, едва брошенный в полость мозга, проникает до наружных, крайних, орбит, однако незакрытых (acta cerebri in cameram vix ad refugos lux pervenit orbes, non tamen et clauses)2 ; так чрез малое отверстие они видят обширные пространства, и недостаток красоты (majoris luminis usum) возмещают тем, что различают малейшие предметы на дне колодца. Чтобы нос не слишком выдавался между щеками и не мешал шлему, круглая повязка придавливает нежные ноздри (новорожденных). (Turn, ne par malas excrescat fistula duplex, obtundit teneras circumdata fascia, nares, ut galeis cadnt.) Таким образом материнская любовь обезображивает рожденных для битв, поелику при отсутствии носа поверхность щек делается еще шире. Остальная часть тела у мужчин прекрасна: широкая грудь, большие плечи, подпоясанный ниже пупа живот (succincta sub ilibus alvus). Пешие, они представляются среднего роста; но если видишь их на коне, то они кажутся высокими (procera forma); такими же часто являются они, когда сидят. Едва ребенок покидает лоно матери, как он уже на спине коня. Можно подумать, что это члены одного тела, ибо всадник как бы прикован к лошади; другие народы ездят на конском хребте, а этот живет на нем. Овальные луки, острые дротики, страшная и верная рука, несущая неизбежную смерть, и ярость, сыплющая удары без промаха. Вот какой народ вторгся внезапно, переправившись на своих телегах через замерзший Истр и избороздив колесами его влажный лед".

Здесь в изображении Сидония повторяется почти та же характеристика гуннов, как у Клавдиана, но с несколько большими подробностями, относительно их искусственного уродства. Сидоний прямо указывает на гуннский обычай с помощью тесных повязок придавать черепу младенцев неестественную форму, и не одному черепу: вместе с ним нос также получал приплюснутую форму, что сильно безобразило их лица. Он объясняет нам, зачем, с какою целью делалось это безобразие: ради шлема, чтобы шлем сидел плотнее на голове. Любопытно, как отнеслись к этому известию некоторые из тех европейских ученых, которые занимались вопросом о гуннах. Само собой разумеется, что, как скоро безобразие гуннов является неприрожденным качеством, а делом обычая, искусственного уродования, то естественно, что это безобразие не может служить доказательством какой-либо известной народности. Но прежде чем остановиться на подобном вопросе, в европейской историографии по почину Дегина уже сложилось мнение о пришествии гуннов в Европу из монгольских степей с чертами монгольской расы. Не все, однако, ученые видели в них чистых монголов. Некоторые сочли их племенем угро-финским, и это мнение можно назвать господствовавшим доселе в исторической этнографии; другие склоняются к их турецкому или татарскому происхождению. Что же сделал известный французский историк Амеде Тьери в своем сочинении Historr d'Attila et de ses successeurs (Paris. 1856)? Вероятно, чтобы не обидеть ни одну из этих почтенных народностей, он преспокойно уместил их всех трех в гуннском типе. А именно, по его мнению, гунны, во-первых, разделялись на две большие ветви: белую и черную, восточную и западную. Это еще бы ничего, потому что некоторые источники действительно говорят о племени Ефталитов или Белых гуннов. Затем он восточных или белых считает турецко-татарским племенем, а западных или черных - угро-финским. И наконец предполагает, что господствующим верхним классом у них были монголы. Господство сих последних, т. е. монголов, по мнению Тьери, и объясняет нам, почему гунны приплюскивали своим младенцам нос и устроивали им голову клином: они делали это будто бы для того, чтобы походить на свою аристократию, т. е. на монголов. Вот какое объяснение дает нам Тьери; причем прямое указание Сидония на искусственное прилаживание головы к шлему он отвергает как несерьезное. (Т. I, стр. 7-9). И это мнение, руководящееся произвольными предположениями и отрицающее источники, нашло последователей в исторической литературе.

Поделиться:
Популярные книги

Титан империи 6

Артемов Александр Александрович
6. Титан Империи
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Титан империи 6

Как я строил магическую империю 2

Зубов Константин
2. Как я строил магическую империю
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Как я строил магическую империю 2

Болотник

Панченко Андрей Алексеевич
1. Болотник
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.50
рейтинг книги
Болотник

Курсант: Назад в СССР 11

Дамиров Рафаэль
11. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Курсант: Назад в СССР 11

На границе империй. Том 3

INDIGO
3. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
5.63
рейтинг книги
На границе империй. Том 3

Рождение победителя

Каменистый Артем
3. Девятый
Фантастика:
фэнтези
альтернативная история
9.07
рейтинг книги
Рождение победителя

Сиротка

Первухин Андрей Евгеньевич
1. Сиротка
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Сиротка

Совершенный: пробуждение

Vector
1. Совершенный
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Совершенный: пробуждение

Начальник милиции 2

Дамиров Рафаэль
2. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции 2

Назад в СССР 5

Дамиров Рафаэль
5. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.64
рейтинг книги
Назад в СССР 5

Месть бывшему. Замуж за босса

Россиус Анна
3. Власть. Страсть. Любовь
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Месть бывшему. Замуж за босса

Девяностые приближаются

Иванов Дмитрий
3. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.33
рейтинг книги
Девяностые приближаются

Шахта Шепчущих Глубин, Том II

Астахов Евгений Евгеньевич
3. Виашерон
Фантастика:
фэнтези
7.19
рейтинг книги
Шахта Шепчущих Глубин, Том II

Сердце Дракона. Том 12

Клеванский Кирилл Сергеевич
12. Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
7.29
рейтинг книги
Сердце Дракона. Том 12