Начало (сборник)

Готти Саша

Владе тоже захотелось кинуть монетку, но не громким рокерам, а хрупкой женщине с гитарой, которая пела про любовь и весну. Женщина пела тихо, и картонная коробка из-под обуви, которая стояла перед ней, была почти пустой. Начав рыться в карманах, Влада вдруг обнаружила, что все монеты стали липкими.

– Вот черт… – Она принялась вытаскивать из кармана слипшиеся белые рублевые монетки, к которым прилеплялись желтые пятидесятикопеечные. Бросать липкую мелочь было бы неудобно. К тому же теперь придется стирать куртку и дежурить в прачечной пару часов, чтобы какой-нибудь

гоблин не запихнул с ее серой курткой свои ярко-красные линяющие трусы и не поставил стиральный автомат на программу «кипятить».

Произведя раскопки в кармане, Влада выудила из него источник липкости – продолговатый полупрозрачный леденец в мятой бумажке. На обертке можно было прочесть полустертое «Ай-люли». Откуда он взялся?! Это не мог быть леденец из рук Яромира – тот должен был мирно покоиться на клумбе с розами. Только вот теперь он снова каким-то образом оказался в кармане, да еще и прилип к пальцам.

– Огнева, а Огнева, ты чего там такое делаешь? – негромко окликнул ее Алекс, видя, что Влада отчаянно трясет ладонью над каменной урной. – Пытаешься сказать урне «лежать»?

– Не, укрощаю карманный мусор, – Влада повернула ладонь, показав леденец Алексу, и продолжила свое занятие. Ей показалось на секунду, что урна чуть качнулась, будто там, где она стояла, произошло маленькое локальное землетрясение. Или же под землей и правда прополз вурдалак, что было гораздо вероятнее.

– Что ж ты, Огнева, леденчики в кармашки прячешь? – поддел ее Марик. – Сладкоежка ты наша скрытая…

– Уткин, отстань! Он не мой, мне его в Магиструме навязали, а я выбросила, – возмутилась Влада. – А эта штука опять в кармане оказалась…

В ту же секунду Алекс быстрыми шагами подошел к ней с изменившимся выражением лица.

– Ну-ка… – Вампир перехватив ее запястье и уставился на странную конфету, прилипшую к ладони. – Скидывай ее, быстро!!! – заорал он вдруг.

На них уже оборачивались, музыканты сердито запнулись, взяв фальшивый аккорд. Влада чиркнула ладонью о край урны, и конфета наконец-то оторвалась, с хрустальным звоном ударившись о дно урны.

– Ложись!!! – проревел Алекс, хватая Владу за капюшон и бросая куда-то в сторону своего младшего брата. Гильс принял ее как мяч, смягчил падение. Марик таращился, разинув рот и хлопая глазками за толстыми стеклами очков. По ногам Влады вдруг пронеслось тепло. Опасное тепло, которое обожгло подошвы и дошло до коленей. Где-то невдалеке вскрикнул Егор.

Влада подняла голову.

Урна пылала ярким белым светом, разбрасывая вокруг себя пульсирующие нити, как ищущий жертву энергетический осьминог. Вокруг урны на заиндевевших плитках мостовой стремительно разрасталась черная мокрая проталина.

Прямо над домами посреди затянутого сизыми тучами неба появился разрыв, сквозь который проглянуло солнце. В воздухе зло и остро запахло розами, будто кто-то растерзал только что целый цветочный магазин.

– …дишь, да?! – ворвался в мягкую глухоту голос Алекса. – Видишь, да?! Розочка, гад, что удумал!!!

Гильс уже поднялся на ноги, покачиваясь и держась за виски. Кажется, она валялась

на снегу, прижатая его телом, и сейчас Влада стояла на месте и глупо улыбалась.

Мир казался прекрасным, несмотря даже на то, что страшно болела голова. Марик лежал ничком, и это было неважно. Егор, бледный и почти такого же цвета, как сероватый снег на мостовой, опускался на асфальт, подгибая колени. Из-под растерзанной мостовой, ощерившейся зубьями вспоротых плиток, высунулась физиономия Федьки Горяева. Вурдалак хватал ртом воздух и истерично кричал:

– Ай вы люли, мои люли… Люли айные маи-и-и!!!

Владе тоже хотелось петь. И танцевать.

Над головой ярко синел небесно-голубой круг, прямо посреди хмурого неба. Все было прекрасно, кроме Алекса, который орал на нее и…

Оплеуха, не сильная, но обидная, полоснула по щеке.

– Ай!

Влада отшатнулась, схватившись за щеку. Счастье резко прошло, из глаз хлынули слезы обиды.

– Потом наобижаешься, это первая помощь при ударе светлой магией… – бросил Алекс. – Уткину очень плохо, помоги ему, я к Егору. Влада, очнись!

– Да-да… – Она оглядывалась, видя вокруг человеческое безумие. Люди улыбались друг другу, кивали, радостно окликивали. В шляпы к музыкантам звенящим ручьем посыпалась мелочь, полетели купюры. Женщине с гитарой в картонку кто-то бросил сумку целиком, мобильный телефон, кошелек и почему-то – новые туфли. Девушка, расставшаяся с туфлями, громко пела, пританцовывая босиком на снегу.

– Нельзя так к нему, понимаете… – хрипел Марик, пытаясь подняться на ноги. – Он ведь лузер у нас в Универе! Федька-то… Нельзя к нему, надо ему помогать… какой я гад, упырь я, упырь!..

Уткин как-то странно дергался, будто его ноги в коленях сгибались совсем не в ту сторону, в которую нужно.

– Я гад, гад!!! – рыдал Марик, устремив на Владу слезный взгляд, когда та подбежала к нему. – Я нечисть!.. Не должна нечисть жить на земле…

Влада готова была закричать от ужаса: упырь рассыпался, и это выглядело кошмарно. Ее однокурсник Марик Уткин был – и в то же время его не было. На мостовой билась стайка летучих мышей, которые пытались разлететься в разные стороны. Вместе их держала только одежда, мешковатые брюки да куртка.

– Я сволочь, – прошептала голова Марика, которая была уже отдельно от туловища. – Упырь, мерзость…

– Ерунда, – держа Марика за руку, Влада чувствовала, что к горлу подкатывает противная тошнота. – Не говори ерунду. Каждый имеет право на жизнь, ты не хуже других.

Пальцы у упыря противно шевелились и гнулись во все стороны.

– Во мне же Тьма, понимаешь? – растерянно вопрошал Марик, устремив на Владу снизу вверх круглые глаза. – Это же неправильно?! Нечисть – это плохо?

– Нет-нет это совершенно нормально, – не найдя другого ответа, ответила упырю Влада.