Начало. Техник-интендант
Шрифт:
– Гусаров на выход.
Я на это никак не отреагировал, а используя некоторые приёмы йоги, я ею занимался в прошлой жизни, три года, иначе не смог бы на самолётах летать с моей аэрофобией, стоял на одно ноге и ловил нирвану, сложив ладони перед грудью и закрыв глаза. Стоял босиком на ледяном полу. Меня не шатало, стоял как в копанный. Соседи с интересом наблюдали что будет дальше, и не вмешивались. Да и на мою гимнастику поначалу с недоумением косились, пока один из командиров, что на КВЖД служил, не объяснил, что это такое. Видимо действительно видел, раз сходу разобрался.
– Гусаров на выход!
– уже громче повторил один из конвоиров.
Видимо те думали, что я сплю, тем более двое завернувшись в шинели лежали на шконках, но они не спали, после допросов отлёживались. Видимо глист показал им на меня, да не видимо, он и показал, незаметно ткнув в меня пальцем. А я как раз руки начал поднимать, всё также на одной ноге. Один подошёл, а второй у двери остался. И положил мне руки на плечо, которую я сбросил резким движением плеча. Тот попытался меня на захват взять, да словил нокаут,
Надо сказать, меня изрядно позабавила искренняя паника старшего майора. Тот быстро всё организовал, и меня отправили в больницу при Наркомате. Врачи тут не задавали вопросы в каком бы состоянии не был пациент. И решётки на окнах очень сильно намекали что это за больница. Взор помогал наблюдать что будет дальше. Тот майор смог пробиться к Берии, доложился, и началось расследование, как до такого дошло. Пока меня осматривали врачи, брали анализы, ставили уколы, два, и оба больнючи, успели всё выяснить, после чего Берия наказал виновных. Дежурного, что отправил спецгруппу забрать меня с аэродрома и усадил в камеру, вместо здания Генштаба, с понижением перевели на другое место службы. Двум конвоирам вынесли предупреждение с занесением в личное дело. Вот и всё. И никто не вспомнил недавнюю историю с отделом милиции. Видимо никому и в голову не пришло, что кто-то это может повторить. Посмеет. Одно дело занюханный райотделе милиции, с другой – Лубянка. А я собирался, раз всё это устроил, и сидя в карцере сам себе нанёс видимые следы повреждений. Меня хоть и било целое отделение, но видимых следов не было. Если форму снять, то тут сплошная гематома, ногами обрабатывали, но лицо было целым, его не трогали. А теперь нет, живого места не было.
Лежать в больницы было не особо приятно. Видно, что больница для заключённых, один комкастый матрас чего стоит, и хотя палата была одноместная, да они тут все такие, почти, всё равно ощущал себя как в камере. А медсестра, под халатом которой была форма сотрудника госбезопасности, так сидела рядом и проверяла моё состояние раз в полчаса. Я в это время с интересом наблюдал как тот старший майор докладывал Шапошникову. Многое тот упустил, но сообщил что я в коме и нахожусь в больнице. Именно маршал, уточняя детали, выпытав пусть и немногое, озаботился тем что дружки-психи Гусарова могут отомстить, как сделали это с райотделом милиции. Доказательств что это они поработали нет, но немногие посвящённые уверены, что это их работа. Да и я намёками подтверждал. Меня бы давно за шкирку взяли, и выбили всё что знаю об этих «боевых интендантах», но я был нужен, так что пока не трогали. Команды «фас» не было. А так, раз один раз посмели отомстить, что им помешает повторить? Старший майор, он пока был в подчинении маршала, его передали для моих поисков по личной просьбе самого Шапошникова, Берия пошёл на встречу, довольно уверено заявил, что – не посмеют. Зря они это. Напомнить, что меня трогать не стоит, нужно обязательно.
Не стоит думать, что я беспредельничаю, вполне адекватный ответ. Мне предъявляли что-нибудь? Нет. Задержали? Да. Били? Да. В кому отправили? Да. Пусть я тут сам инициировал, но всё равно ответку кинуть нужно, и я собирался это сделать. Среди моих находок был «ХТ-26», огнемётный танк на базе «Т-26». Точнее даже их семь было, причём пять на ходу и полностью снаряжены. Два оставшихся имею пустые огнемётные баллоны, так что тоже готовы к бою, пулемёты стоят. Вот и хочу посмотреть, как такой огнемётный танк с Лубянкой поработает. Думаю, тут нужно сначала из пулемёта поработать, чтобы окна разбить, а то только закоптит стены, ну а когда струя пламени ворвётся в кабинеты здания, тогда всем горячо станет. Месть, она так сладка. Я ведь никого не трогал, служил, и хорошо, мне в Сто Четвёртой дивизии вполне нравилось, замещал ротного пока тот в госпитале, а тут в наглую, как будто я кому что-то должен, выдёргивают и тащат в Москву, да ещё в камеру сажают. Доволен ли я был? Однозначно нет. Прав ли я, решив бросить ответку? Да. Я сам понимаю, что виноват, и надо было прислушаться к Михаилу, не привлекать к себе внимания. Так нет, своим помочь хотел. Ну что, допомогался? Корпус, на который столько сил и средств ушло сгинул в Киевском котле. Одно меня примиряло с потерей всего что я ему дал, тот изрядно немцев потрепал. А теперь же никуда не денешься, я под присмотром, остаётся подтверждать, что те с кем я связан настоящие отморозки и меня лучше не трогать. Я под защитой. А если уж меня убьют, вроде забив в камере, ответка будет ещё страшнее. Надо напугать, и ответные действия представителям Лубянки, на мой взгляд, это тот самый жирный намёк что так необходим. Причём у меня должно быть железное алиби. В ином случае от меня не отстанут, и так и будут на шее сидеть, ещё попытаются выбить признания с кем я контактирую. Вполне в их духе. Можно конечно другим путём в этой ситуации пойти, однако из всех этот мне нравился больше. Слишком я привлёк к себе внимание, другие не сработают, вон даже на Заполярье отсидеться не удалось. Бить по рукам таких наглецов будет правильнее, они так быстрее понимают. Ну а смерть меня не страшит, я помню кем я стал. Подумаешь умру, очнусь в другом теле со всеми умениями и своим опытом. Я уже это как-то внутреннее осознал и принял.
А вот суета с моим телом продолжалась три дня, пока я не позволил себе очнуться. В это время немцы подошли практически к окраине Москвы, километров пятьдесят осталось. Как стало известно из подслушанных совещаний Генштаба, сибирские дивизии уже на всех парах перекидывали к столице, но не было уверенности что те успеют. Начали формировать две дивизии из опытных бойцов, что закончили излечение в госпиталях, тут спасибо мне, что вывез их из Киевского котла, но на совещаниях об этом не было ни сказано ни слова, кроме того откуда те были вывезены. Вооружения для дивизий нет, всё уже выбрали, но маршал Шапошников твёрдо пообещал, что всё будет, но не сообщил откуда, хотя многие командиры понимали откуда тот всё это возьмёт. Не в первый раз брал. В курилке общаясь тронули эту тему, я подслушал. Как и то что те обсуждали двух немецких генералов и боевые знамёна что доставили в Москву с Карельского фронта, а захвачены те были в Киевском котле. Обсуждали кто этому поспособствовал. Это сутки назад было. С тех пор тот теребил медиков, приказывая им привести меня в чувство. Честно скажу, было желание продолжать лежать в коме, но тут действительно жалко ребят которых кинут практически безоружных под немцев. Я их не для того вывозил, чтобы те по-глупому, из-за идиотов в Генштабе, погибли. Так что нате вам сволочи, подавитесь, очнулся я.
Надо сказать, забегали все изрядно. Меня ещё двое суток назад перевезли в тот госпиталь где я в прошлый раз из комы вышел. Те же врачи, та же палата. Так что меня стали осматривать, а адъютант маршала, пройдя в палату, попытался со мной поговорить, я же, посмотрев на него мутным взглядом, послал матом и его, и его начальство, сообщив, что «… в гробу я их видел. У белых тапках». Так говорить и отказался, попросив медиков выставить наглого майора вон. Тот успел из капитана превратиться в майора. Это меня званий лишают, видимо, чтобы не зазнавался, а другим дают. Врачи моей просьбы не последовали, их тут серьёзно застращали, они тут у генштабистов на побегушках были, так что я просто закрыл глаза и ни на что не реагировал. Врачи запаниковали, но быстро выяснили что я просто не хочу с майором общаться. Вот и наблюдал со стороны за этим фарсом. Как бы майор толстокожим не был, но почему не выхожу на контакт понял, вот тот и рванул на доклад, а меня покормили кашей, вкусная, масла не пожалели.
Маршал лично приехал к вечеру, и попытался поговорить. Я лишь отворачивался от того, переворачиваясь на бок, спиной к нему и общаться отказывался. Как тот не стращал, не пытался разжалобить, мол, бойцы погибнут фактически безоружные, не вышло. Стал орать, пытался приказы отдавать. И тут я его игнорировал. Тогда тот сел на стул и устало вздохнув, опустошённым тоном сказал:
– Максим, я понимаю, что ты недоволен тем что случилось, но в камеру ты случайно попал, клянусь. Это всё стечение обстоятельств. Не стоит из-за глупых обид отправлять на верную смерть десятки тысяч наших парней.
– Не стоит, - впервые подал я голос, маршал замер, затаив дыхание.
– Но с вами говорить я не буду. Вы не оправдали оказанного вам высокого доверия.
На этом всё, больше я общаться с маршалом не стал, так что тот вскоре ушёл. А через два часа ко мне прибыл Ворошилов, его выдернули с совещания в Кремле, Шапошников приказал ему повлиять на меня, не сообщив никому что я отказываюсь с ним общаться. Плюнув, я дал добро на сотрудничество, но с одним условием, чтобы представители Генштаба про меня забыли. Шапошникову и Ворошилову пришлось дать слово чести командиров, что так и будет. Дальше я за три дня всё передал, вооружения на два корпуса. Точнее не всё. Но самое необходимое точно. Так что, когда прибыли сибирские дивизии, парни, получившие всё необходимое, перемололи в обороне наступающий порыв немцев, и двинули вперёд, а тут и сибиряки подоспели. Так что немцев на четыреста, а где и на пятьсот километров откинули от Москвы. Дальше сели в оборону, тылы подтягивали что сильно растянулись. Некоторые дивизии гоняли немцев, что на освобождённых территориях оказались. Миникотлы организовывая. Одних пленных только взять удалось больше пятидесяти тысяч, это одна из самых крупных побед Красной Армии. Под Ельней не считается. Там не удалось выполнить то, что спланировали.
Что про меня? Нет, обо мне не забыли. Сразу после передачи всего что было необходимо, я получил назначение, и весь жёлтый от сходивших синяков отправился в одну из свежесформированных дивизий, начальником службы снабжения стал, ПНШ-5 в полку. Поэтому я участвовал в битве под Москвой от начала до конца. Трофеи собирал, в основном склады с продовольствием, в боях лишь раз проявить себя удалось, после гибели командира миномётной батареи, тут батальонные орудия были, командовал двое суток, и надо сказать точный и убийственный огонь нашим бойцам понравился, наспех укреплённые деревни те брали сходу с минимальными потерями, после того как по обороне немцев мои миномёты пройдутся. Как только какой пулемёт заговорит, вокруг него тут же миномётные мины разрываются. Потом в другом месте, казалось пустом, а посмотрят, там уничтоженный пулемётный расчёт. Бойцы моего полка были снабжены всем необходимым, я смог добиться что те получали горячее питание прямо на передовой, им переносили в термосах. В такие лютые морозы горячая пища это то что доктор прописал. После этого и встали в оборону. Наш полк что понёс сильные потери, две трети личного состава, треть выбыла по ранению, был выведен во второй эшелон для пополнения и доукомплектования.