Начало
Шрифт:
– На Наталью Сергеевну. Позвольте откланяться?
– Да-да, встретимся через неделю, второго октября. Уточните у секретаря время. Но я могу твердо рассчитывать, Геннадий Аркадьевич, что решение вашей тети останется неизменным?
– Всенепременно, Эдуард Павлович. До свидания.
Хватаю Наташку за руку и вывожу из кабинета. По-моему, она не в себе.
– Наталья, ау! Есть кто-то дома?
– Гешка, ты такой умный!
– Наташка, прекрати тупить, если все сладится, ты через пару недель родовитой станешь!
– А?
Ну, вот чем она слушала!
А дома вечером слезы. Я думал от радости, но
Прихожу в комнату Наташки, усаживаюсь на кровать и начинаю выяснять:
– Ты чего, подруга?
– У него... (хнык-хнык)... у нас...
– Наташ, ты можешь нормально сказать?
– Ген, у него не может быть детей!
– У кого?!!
– У Гриши!
Причем тут Григорий?
Когда он появился на нашем пороге год назад в первых числах августа, моей первой мыслью было, конечно, дать деру. Но куда мне теперь бежать? У меня Наташка, у меня План, у меня источник проснулся, наконец! И вот стоим мы, и как бараны друг на друга глядим, а что сказать - не знаем. Да еще хозяйка рядом крутится, смотрит на нашу встречу взглядом следака со стажем.
– Привет, давно не виделись. Есть будешь?
– отмираю я и протягиваю Григорию руку.
– Буду, - отвечает гвардеец, и жмет мою кисть.
А руку ему пожать вовсе не зазорно. Свои увечья, так сильно его уродующие, он действительно получил на императорской службе и тоже, кстати, лишился в итоге источника. При самом громком теракте конца прошлого столетия - нападении на царскую семью на параде во время Дня Российской Империи одна из брошенных террористами бомб не долетела до императорского кортежа и стала падать прямо в толпу зрителей. В первых рядах находились в основном дети. Двадцатитрехлетний гвардеец-пилот МБК Осмолкин-Орлов Григорий Андреевич, стоявший в тот день в оцеплении, на пределе своих сил поймал смертоносный подарочек и вынес на безопасное расстояние, но сам пострадал от взрыва. Представляете, с какой скоростью и перегрузками он двигался, если зафиксировано, что взрыв произошел через две-три секунды. Все медики, присутствовавшие на месте, естественно, сразу бросились оказывать помощь пострадавшим в императорской семье, а помощь герою досталась по остаточному принципу. Еще ничего не зная о подвиге Григория, интересуясь лишь характером ран, я-Егор пришел к выводу, что к пострадавшему применили сразу слишком много "лечилок", не сложив нормально кости, что привело к неправильному сращиванию. А ломать потом по-новой грудину и ребра, медики, видимо не решились, ограничившись лишь исправлением самых сильных деформаций. Ну, а источник, как известно, у калек пропадает. Почему его не показали более крутым целителям, чем занимался Григорий следующие двадцать лет, пока не стал опекать Егора, мне неизвестно, в его личном деле эти сведения отсутствовали. Неспроста наверно. Да и про сам подвиг я узнал из мемуаров одного из имперских чиновников, присутствовавших в тот день на злосчастном параде. Книжица пафосно называлась "День скорби" и была взята Наташкой в библиотеке для скучающего меня еще в Каспийском.
– МарьИванна, это родственник наш дальний приехал, мы на веранде посидим?
– Надо успокоить женщину, а то она себе уже неизвестно что навыдумывала, внешность у Григория все-таки страшноватая
– Да, конечно, Геночка, какой разговор, устраивайтесь, я сейчас чайку поставлю, - моя доблестная защитница скрывается в доме, оставляя нас наедине.
– Ну, пойдем, поговорим...
Молча собираю завтрак на стол, пытаясь прокачать ситуацию. На кого может геройский гвардеец работать? С какой целью его послали? Как он меня нашел? Что ему (им) от меня надо? Одни вопросы. Если подумать, то он такой же как я-Георгий. Искалечен на службе, лишился работы и смысла жизни. Кто дал ему новый смысл? Придя к некоторым выводам, вполне возможно и неверным, спрашиваю самое актуальное:
– Милославскому сдашь?
Отрицательное мотание головой.
Григорий ест аккуратно и красиво даже при отсутствии положенных столовых приборов. И как я мог принимать его за деревенщину?
– Закладка в пакете с документами была?
– Угум.
– Что теперь делать будешь?
– Ничего. Присматривать.
Вот и поговорили.
– Меня теперь Геной зовут.
Здравствуйте, меня зовут Геннадий, и я алкоголик. Господи, какая хрень в голову лезет!
– Знаю.
– А тебя?
Мужчина странно смотрит на меня, словно пытаясь заново оценить.
– Осмолкин Григорий Андреевич.
– Просто Осмолкин?
– еще более долгий и пристальный взгляд.
– Просто Осмолкин. Можно просто Григорий.
Забавно, куда же подевалась клановая фамилия? Отказался совсем или только на время операции по присмотру за мной? В личном деле, кстати, тоже только личная фамилия стояла. Если б я ту книжонку случайно не прочитал, так бы и считал Григория простым смертным, максимум - родовитым. То, что он пятый сын, роли не играет, его отец имеет достаточно близкое родство с главной ветвью семьи, чтоб дать своим детям столь много значащую в этой империи вторую фамилию. Вот гипотетические дети Григория - уже не факт, это зависит от того, кто будет их мамой. Основные клановые плюшки перепадут старшему брату и его наследникам - кланам тоже невыгодно поддерживать абсолютно всех членов союзных семей - родов. Младшие дети пробивают себе дорогу сами, это аксиома во всех мирах, если речь идет о наследстве.
Что ж, если не требуется всех этих реверансов, положенных по этикету, я только за. Между прочим, я тоже мог бы быть клановым, если б отца не изгнали.
И вот сидим мы, два аристократа, на веранде маленького домика на окраине Москвы, жрем творог со сметаной и вареньем, запиваем чаем. Пикник на обочине жизни.
В тот раз разговор у нас так и не получился. Убедившись, что сбегать я пока не собираюсь, Григорий дал мне свои координаты в городе на всякий случай и откланялся.
А дальше бывший гвардеец стал ненавязчиво опекать нас с Натальей. Присмотр действительно был деликатный: в наши дела он не лез, ничего не запрещал, иногда давал весьма дельные советы. Периодически он исчезал по своим таинственным делам, появляясь потом, как ни в чем не бывало, к обеду или ужину с полными руками вкусностей. В общем, вписался в наш маленький коллектив на правах какого-то пятиюродного дядюшки: вроде и родня, а вроде и так. Не сказать, чтоб меня его присутствие в жизни очень радовало, сам-то он мужик нормальный, а вот что за начальство у него - неизвестно. Но и напрягаться я со временем перестал. Тем более, что у него с Натальей какие-то шуры-муры нарисовались, а у меня и без него хлопот хватало.
– Геночка, миленький, ты же все можешь! Вылечи его!
Вот так заявочка. И что теперь отвечать?
– Наташка, ну что ты выдумываешь, ну что я могу?
– Ты можешь, я знаю!
– девушка хватает меня за руку с такой силой, что явно останутся синяки.
– Егорка, пообещай мне!
Пытаюсь зайти с другой стороны.
– Нат, он же не женится на тебе никогда.
– Почему? У меня теперь титул будет...
– Он клановый. Его семья никогда не примет такой брак, будь ты хоть трижды титулованная. То, что он до сих пор не женат - это его решение, с которым его родня наверняка не согласна, но тебя за такое точно со свету сживут.