Начало
Шрифт:
И лишь на исходе второй недели меня отпускает. Искорка источника по-прежнему крохотная, но уже нет ощущения, что вот-вот пропадет.
Наташка, уже давно простившая мне все прегрешения участливо встречает меня с очередной шабашки:
– Гешенька, ты как? На вот, творожку поешь. Чайку сделать?
– хорошо же я ее напугал, столько заботы.
– Не надо, сам потом поставлю, - такое ощущение, что Наталья забыла, как звучит мой голос, так сильно она радуется моим словам.
– Господи, Гешка, ты ж меня совсем напугал! Ходишь, как упырь, впору в могилу загонять! Ты чего так убиваешься-то?
– Все нормально, Наташ. Это просто с непривычки. Уставал сильно, вот и чуть не надорвался. Больше не буду.
– Так ведь ты назавтра еще подрядился Кузьминишне колодец копать!
Ой-ёёёёё!
– Ну, раз подрядился, значит пойду. Но больше пока работы брать не буду. Как у тебя дела-то?
Наташка начинает рассказывать про свою аптеку, девчонок, покупателей, а я медленно уплываю в объятия Морфея, опять все прослушав.
– Горюшко ты моё!
– маленькая ладошка ласково гладит меня по отросшим вихрам.
После колодца Кузьминишны решительно делаю перерыв. Пора, наконец отдохнуть и поговорить с Натальей о наших делах. Да и с алексиумом что-то надо менять. Ладно, пока тепло, а зимой я что буду делать? Лед долбить? Землю грызть? Надо как-то ставить поиск на научную основу, или я так до скончания веков по крупицам восстанавливаться буду, а у меня еще мать лежит.
Отдохнуть опять не получается. Стоит только мне настроиться на безделье, возникает домохозяйка:
– Гешенька, к тебе пришли!
– МарьИванна, никому ничего пока копать не буду!
– Геша, это просто к тебе знакомый пришел!
Знакомый? Ко мне?
Настороженно выглядываю во двор.
Ну, здравствуй, Григорий Андреевич, давно не виделись!
Интерлюдия 9.
Начальник Московского управления ПГБ сжимал белыми от напряжения пальцами трубку телефона и выслушивал все, что думает о нем начальство. Начальство думало о нем плохо. В самом деле, просрать такую простую операцию - это надо было суметь.
В трубке, наконец, послышались частые гудки отбоя, и Валентин Петрович Зеленый-Гагарин медленно сел в свое кресло. Вытерев накрахмаленным платком выступивший пот, вызвал секретаря:
– Светлова, Рогова и его группу ко мне через полчаса! Нет, через час!
– вначале следовало успокоиться, а то источник начал подозрительно пульсировать.
– Ко мне пока никого не пускать!
Вдох-выдох, вдох-выдох... Успокоиться получалось с трудом. Этак, он может прибить этих баранов, вместо разноса. Тоже, конечно, решение, но какое-то радикальное.
Вдох-выдох, вдох-выдох... Нет, ну идиоты, как есть идиоты! Так подставить все управление! Теперь от очередных проверяющих отбиваться...
Вдох-выдох, вдох-выдох... А ведь дело на личном контроле у Милославского было! Бараны!
Сила пульсировала, не желая униматься. Что ж, есть выход. Закрывшись в скромной комнатке отдыха, примыкавшей к кабинету, Зеленый-Гагарин достал из личного сейфа коробку с заготовками под артефакты. В среде клановых считалось почти неприличным заряжать обычные болванки, это считалось уделом простолюдинов и магов-неудачников, но иногда, когда надо было стравить силу и успокоиться, это занятие подходило лучше всего.
Вдох-выдох. Сжать бусину заготовки. Вдох-выдох. Представить, как струйка раскаленной плазмы наполняет болванку. Как трамбуется жар в этом смешном кусочке материи. Вдох-выдох. Почувствовать, что объем артефакта заполнен. Вдох-выдох. Оборвать линию подпитки и зафиксировать результат. Самый сложный момент, на котором спотыкаются все неофиты, но генерал проделал это действие практически машинально. Все-таки эта заготовка в его жизни не сотая и даже не тысячная. В сторону.
Бусина поменяла цвет с грязно-серого на красновато-металлический, что являлось признаком высшей чистоты и наполненности. Поделки клановых отличались от обычного ширпотреба высоким качеством и в свободную продажу обычно не поступали. Энергии в этой бусине теперь хватит, например, на 10 км пути одному тепловозу с нагрузкой. Или еще для каких нужд. Генерал не вникал. Выбрав когда-то для себя путь государственной службы, Зеленый-Гагарин отстранился от клановых дел, получая лишь положенную ему ренту. А такие случайные поделки сдавал по мере накопления клановому казначею за небольшой процент вознаграждения. Хотя был бы он сейчас у себя в поместье, предпочел бы к чертям расхреначить полигон, чем вот так помалу стравливать скопившуюся злость.
Запала хватило еще на три бусины. Умывшись и выпив приготовленного ординарцем чая, Валентин Петрович понял, что уже никого не убьет, и дал знак пригласить подчиненных.
– Ну, и как получилось, что четырнадцатилетний юнец обводит вокруг пальца нашу группу захвата?
– Господин генерал, это просто стечение обстоятельств...
– Да?! А вот в Петербурге так не считают! О чем меня уведомили со всем тщанием! Вот, берем рапорт: в 18-32 на пульт дежурной группы поступил сигнал от маячка доктора Шаврина. Что делает дежурная группа?
– Дежурная группа выехала на место сигнала сразу после вызова!
– вытянувшись в струнку, рапортовал начальник дежурной группы, чья смена упустила мальчишку.
– А вот вахтенные на выходе отметили, что группа покинула точку только в 18-41. Часы у них торопятся? Или вы за время пустых дежурств там расслабились?! Небось чаёк-кофеек гоняли, с сестричками любезничали, а?
Крыть было нечем - рыльце было в пушку. И хоть и менялись группы в госпитале постоянно, все равно дежурство там после трех месяцев ожидания неизвестно чего превратилась в отдых и синекуру. Начальники даже, бывало, в карты разыгрывали это дежурство.
– Смотрим дальше, доктор пишет, что забалтывал подопечного минут двадцать пять - тридцать, где были вы? Десять минут уже понятно, потеряли на сборах, но дальше-то?
– Пробки, господин генерал...
– рискнул подать голос один из группы.
– Пробки, значит... в 8-ми кварталах от госпиталя... Ну что ж, давайте посмотрим на карту: от госпиталя до места встречи доктора с нашим бегунком ... так ... примерно два километра. Напомните мне, сержант, сколько там норматив по бегу на 2 км для сотрудников нашего ведомства?..