Начало
Шрифт:
— Возвращайтесь, — скомандовал Пасечник.
Он сидел в кабинете Дегтярёва, откуда тело директора института уже унесли. Все трупы пока складировали в холодильнике в подвале, который запитали от генератора. От генератора же питались и лампочки в здании. Сейчас здесь находились около пятнадцати человек из СБ, а заодно и несколько оперов из Центрального следственного управления по городу Москве, которых прислали по просьбе самого Пасечника для того, чтобы они заворачивали всех других любопытных ментов.
Группа из четырёх человек
А ещё одна группа, вся целиком составленная из бывших работников уголовного розыска, занималась главным делом — искала следы пропавших контейнеров с «материалом». Им уже удалось узнать, что Дегтярёв несколько раз связывался с Крамцовым. Посланные «силовики» проникли к тому в квартиру и обнаружили, что жилец, судя по всему, съехал окончательно и в неизвестном направлении. Они выяснили номера машины Крамцова и даже хотели объявить её в областной розыск, но в городском УВД им сказали, что искать машину теперь просто некогда и некому, в городе творится чёрт знает что. В общем, вежливо послали. И с этим Пасечник согласился, и такую соблазнительную возможность найти потерявшегося Крамцова пришлось оставить.
Путем опроса сотрудников, сидевших по домам, удалось выяснить, что у Крамцова где-то есть дача, но ничего точнее о её местонахождении никто не мог сказать. Даже указать направление от города. Но всё же хорошие связи есть хорошие связи, и буквально пять минут назад Пасечник послал во все областные организации, занимающиеся учётом и регистрацией недвижимости, целую команду следователей из того самого ЦСУ УВД Москвы, потому что своих людей не хватало, да и удостоверения у настоящих ментов были поавторитетней, чем у его эсбэшников.
Сам Пасечник для себя уже смирился с тем, что существующий уклад жизни летит в тартарары. Его семья примерно через час, собрав вещи, отправится в Центр в Тверской области. Объяснил он им необходимость такого отъезда грядущими гражданскими беспорядками. Их будут сопровождать такие же, как Дима и Вася, самые надёжные и проверенные, его личные «преторианцы», с удостоверениями сотрудников ГУ ФСИН и, как следствие, вооружённые до зубов. Прорвутся, потому что «пока ещё не началось». Сам же он со своей командой должен был отсюда перебраться в усадьбу Бурко, откуда их и должны были эвакуировать.
Вопросами эвакуации занимался не он, а друг детства хозяина бывший десантник Салеев, но Пасечник вовсе и не претендовал на первенство в этом вопросе. Он и сам считал, что лучше всего обязанности делить. В структуре «Фармкора» и в будущем княжестве Бурко ему логично переходила должность «председателя КГБ». Салеев же брал на себя функции «министра обороны». У них даже люди у каждого были свои, подобранные лично. У Салеева всё больше вояки, из армейских или флотских, у Пасечника — МВД или иные «органы».
Оспаривать же власть самого Бурко он не хотел. Ему и в своей шкуре было комфортно. К тому же он признавал, что Бурко умнее его. Умнее, может быть, не во всём, но прозорливей — наверняка. Никто вокруг Бурко не умел настолько хорошо видеть всю картину происходящего, как он сам. Да и относился к своим людям он так, что мало кому хотелось его предавать. Тот же Крамцов вообще-то совесть должен был иметь, а не сбегать с контейнерами, он со студентов работал за такую зарплату, о какой не всякий и мечтает. Бурко полагал, что если человек толковый и работает с секретными материалами, от которых будущее компании зависит, то и платить ему надо так, чтобы не хотелось перебежать к конкурентам. Именно поэтому Бурко люди служили за совесть, а не за страх, хотя при желании страху он тоже мог нагнать.
Сейчас Пасечнику было делать нечего, он ждал результатов. Дёргать своих людей постоянными указаниями только для того, чтобы показать, что «начальство бдит», он тоже не любил. Поэтому стоял у окна, куря и наслаждаясь задуваемым с улицы холодным весенним ветром. Неожиданно он услышал звуки, которые не спутаешь ни с чем — вспышку автоматной стрельбы. Очереди то становились интенсивней, то реже, но стрельба не замолкала. Двое охранников, охранявших пролом, выскочили на улицу и стали что-то высматривать, показывая друг другу руками на что-то справа, то, чего Пасечнику не было видно из окна. Он не выдержал, высунулся наружу чуть не по пояс.
Вдалеке, в зарослях кустов на пустыре, что-то происходило. Там виднелись фигурки омоновцев в городском камуфляже, какие-то тела кучами тряпья лежали на земле. Чуть дальше грязную поверхность пустыря пересекала серая полоска дороги, и по ней, не торопясь, от места боя уезжал серый джип на высоких колёсах. «Правильно, мужик, беги отсюда подальше», — мысленно сказал Пасечник водителю серого вездехода, даже не подозревая, что обращается как раз к разыскиваемому Крамцову.
Мария Журавлёва, мать двоих детей
20 марта, вторник, утро
Маша Журавлёва была матерью двоих детей, восьмилетнего Саши и четырёхлетней Лики, рыжей, восхитительно хорошенькой женщиной тридцати лет, с ни капли не испорченной родами фигурой, с красиво удлинёнными к вискам зелёными глазами и очень белой кожей. Она собирала детей, собираясь вести Лику в детский сад, а Сашу в школу. Потом она поедет на работу в банк «МосФинанс», где с прошлого года возглавляет отдел, чем была без меры счастлива.