Начало
Шрифт:
— Оружие легальное, на каждый ствол разрешение, — приврал я, давая тем самым сержанту путь к отступлению. — Чистая самооборона, всё законно.
Неожиданно в разговор вступил мужичок, который вышел с нами из спорткомплекса и о котором, ввиду накалённых страстей, успели забыть.
— Слышь, сержант, правда это. Я думал, что хана нам там, если бы этот парень с ружьём не пришёл. Видишь, что сделали со мной? — Он показал милиционерам искусанную руку, из которой продолжала течь кровь.
Я присмотрелся к нему. Мужик выглядел плохо, был очень бледным, его
«Крузак» подъехал к нам вплотную, фырча дизелем и грызя асфальт покрышками. Из него вышли Лёха и Вика, оба в «горках», разгрузках и с «Сайгами» в руках — это у них типа семейное оружие такое. В шапочках-«чеченках» и штурмовых перчатках — даже не поймёшь, кто такие, городские рейнджеры просто. У милиционеров при виде такого численного превосходства противника агрессивный настрой исчез совершенно. Сержант спросил:
— А что происходит? Нас из Подмосковья в город вызвали, вообще-то мы из Солнечногорска.
Я глянул на номера милицейской машины — действительно, областные, своей милиции городу уже не хватает. Оперативно призвали подкрепления, только вот… а в самом Солнечногорске как? Скоро будем проезжать через него, увидим.
— А что ты вообще знаешь? — спросил я его.
— Знаю, что в городе или беспорядки, или психи разбежались, а толком ничего не сказали, — ответил сержант, вешая автомат на плечо. — И похоже, что толком и не знает у нас никто. Дали команду поддерживать порядок, пресекать попытки насилия, отбирать у граждан оружие. Всё.
Понятно. Подкрепления ввели, но нацелить их на что-то полезное не хватило ума. Я снова бросил взгляд на мужика в спецовке. Тому, судя по его виду, уже недолго оставалось. Жалко дядьку, но… уже ничего не исправишь. Он стоял, покачиваясь, вид был отрешённый. Я подошёл к нему, наклонился, шепнул на ухо: «Ты бы, друг, сел пока вон туда, на скамейку. Извини, но ты уже вот-вот… Мне неудобно тебе говорить, но… И упасть можешь». Тот не дал мне даже закончить, просто кивнул и очень спокойно сказал: «Я понял. Ты помнишь, что обещал?» Затем отошёл на скамейку, стоящую метрах в десяти, и присел на неё, продолжая удерживать намотанную на руку тряпку.
Я повернулся к милиционерам:
— Смотри на него, сержант, сейчас сам всё поймёшь. В городе эпидемия вот этого самого, завтра уже во всём мире начнётся.
— Что за эпидемия?
Сержант явно не владел ситуацией. Неужели его начальство настолько до сих пор было не в курсе или просто не считало необходимым информировать подчинённых? Его московские коллеги уже явно поняли, с чем имеют дело, так что недостаточную информированность прибывших к ним на подкрепление можно отнести лишь на просчёты высокого начальства.
— Сейчас сам всё увидишь, минут пять осталось, не больше. И вас касается! — Я обернулся к друзьям. — Я хочу, чтобы вы увидели всё сами, своими глазами, что нас ждёт.
— Серёг, мы же видели сегодня, — сказал Лёха.
Ага, видел он, как же. Видел труп на тротуаре, а вот то, что это на самом деле…
— А теперь и поучаствуй, — тихо сказал я ему, так, чтобы раненый не услышал.
Мужик достал из нагрудного кармана спецовки пачку «Золотой Явы», вытащил сигарету, но никак не мог прикурить трясущимися руками. После того, как он впустую крутанул колесико несколько раз, я подошёл к нему, взял у него из рук маленькую прозрачную зажигалку, щёлкнул, поднёс огонёк к сигарете. Тот затянулся, кивнул, сказал: «Спасибо». Я вернул ему зажигалку, подумав при этом отрешённо, что и зажигалок нам тоже не мешало бы запасти, и отошёл к выстроившимся почти что в шеренгу людям. Все молчали, молчал и сидящий на скамейке мужик, глядящий куда-то в небо. Он даже не докурил сигарету, не успел. Минуты через три она выпала у него из пальцев, а сам он завалился на скамейке вбок, протяжно вздохнул и скончался.
— Он умер, — сказал я, обращаясь ко всем. — Теперь смотрите на него.
— И что? — спросил сержант с оттенком недоумения.
— Просто смотри. Сейчас всё поймёшь.
Тот пожал плечами, повернулся к сидящему на скамейке. Так в молчании мы провели минуты две. Затем мертвец на скамейке вдруг открыл глаза и уставился на стоящих перед ним людей.
— Твою мать! — охнул сержант и даже попятился назад, вскидывая автомат, после того, как встретился с ним взглядом.
Да и все остальные не промолчали. Никто из них до этого не смотрел в глаза воплощённой смерти. Мертвец начал было приподниматься на скамейке, но координация его движений была пока нарушена, и он просто свалился с неё. Встал на четвереньки. Опёрся рукой на сиденье и поднялся на ноги, затем обернулся к людям, как-то тихо заныл и переваливающейся походкой пошёл к ним.
— Ну что, сержант, стреляй ему в грудь. Он сейчас кусаться начнёт, — сказал я милиционеру, попутно приподняв ствол ружья, чтобы в случае чего самому поставить в этом спектакле точку. — Только в грудь давай, для начала.
Сержант вскинул автомат и нажал на спуск. Грохнула короткая очередь, лёгкие и быстрые автоматные пули ударили зомби в середину груди, пробив его насквозь и выбив из его спины кровавые фонтаны, но тот даже не покачнулся. Сержант выстрелил в него ещё раз, к нему присоединился рядовой, но попадания в грудь даже не задержали приближающегося мертвяка.
— Татьяна, теперь ты, в голову! — скомандовал я.
Татьяна прицелилась, хладнокровно выждала момент и, когда их отделяло друг от друга не более трёх метров, выстрелила. Хлопок «Грача» был тише, чем автоматные выстрелы, но мертвяк, обзаведясь отверстием в лобной кости, рухнул навзничь. Все опустили оружие.
— Видели все? Видели всё? Есть ещё вопросы и сомнения? — громко спросил я у всех присутствующих, цицероновским жестом указывая на лежащего на асфальте зомби. — Это и есть то, что нас ждёт, будущее нашего мира. Не хотите стать такими же? Значит, защищайтесь. У кого какие вопросы?
— Что это вообще? — спросил сержант. — Этот мужик умер?
— Да, умер. И мёртвый встал.
— Вампир, что ли?
— Зомби, если угодно. Знаешь, что это?