Начнём сначала
Шрифт:
— Понятно. — Он положил на стол нож с вилкой и как-то странно посмотрел на неё. — А кто-нибудь из них говорил вам о моей матери что-нибудь другое, кроме того, что она умерла?
Селина быстро опустила глаза. Доминик говорил. Но если она перескажет ему то, что рассказывал Доминик, например то, что мать Адама Тюдора — где же она все-таки слышала это имя? — была распутной женщиной, совратила неопытного юношу намного моложе себя, пользуясь его неопытностью, и всю жизнь вытягивала из него деньги, а теперь после её смерти то же самое пытается делать её сын, то это может вызвать его гнев,
Так что она промолчала, но, похоже, он читает её мысли, потому что лицо его помрачнело, а глаза сузились в щёлочки.
— Простите, — с усилием произнесла она и встала. Все её вежливые слова казались такими фальшивыми, что ей было просто неловко произносить их. Затем она быстро добавила:
— Вы должны понять, что зря теряете время, приходя сюда и доставляя неприятности нашей семье. — Это все, что она могла сказать ему, не сообщая о болезни Мартина. В глазах её сверкнул холодный блеск. У неё было одно желание — избавиться от визитёра раз и навсегда.
Но у Адама были другие намерения. Он не пошевелился, провожая глазами её высокую фигуру, слегка покачивающую бёдрами, когда она направлялась к двери. Затем его божественный голос прорезал Тишину;
— А вам не приходило в голову спросить себя, почему Ванесса и Доминик нарисовали меня в столь чёрных красках? И не говорите, что нет. Достаточно вспомнить, как вы встретили меня. И вас не удивляет, что они оба моментально смылись?
Затем он медленно, по-кошачьи поднялся со стула и позвал её, едва шевеля губами:
— Подойди сюда. Я ещё не закончил, и у меня есть ещё что сказать.
Она сверкнула глазами, но быстро отвела взгляд в сторону, потому что почувствовала, как забилось в груди сердце. В том, как он смотрел, двигался и говорил, было что-то обволакивающее, завораживающее и нереальное. Пытаясь сопротивляться, она смотрела в одну точку, где-то чуть выше его левого плеча, и, возвращаясь в комнату, произнесла деланно ледяным тоном:
— У вас слишком преувеличенное мнение о собственной персоне. — Она приподняла подбородок, но неожиданно для себя невольно скользнула взглядом навстречу его насмешливым зелёным, глазам. И хотя она чувствовала, как предательская краска заливает её нежную кожу, но не отвела взгляда и не отступила перед этим наглым типом:
— Моих дяди и тёти нет дома, а Доминик в Лондоне занимается делами фирмы.
— Ну уж, конечно! — протянул Адам, и губы его искривились в издевательской усмешке. — Впрочем, мне наплевать и на него, и на Ванессу. Мне совершенно необходимо увидеть отца.
Седина просто не понимала: он что, принимает её за круглую дуру? И в тон ему спросила:
— Необходимо для кого? Или для чего? Скорее всего для вашего банковского счета! То, что на вас надето, вряд ли приобреталось на дешёвых распродажах.
Взгляд, которым он ответил на её вопрос, заставил её вздрогнуть в предчувствии неизбежного, однако он лишь пожал плечами и сказал:
— Думайте, что хотите, это ваше дело. Как ни странно, несмотря на то, что она слышала о нем, обо всех малопривлекательных фактах его жизни, ей не хотелось верить им. Его обаяние в сочетании с притягивающей внешностью было довольно сильным оружием,
— Объясните все же, почему вам так необходимо увидеть Мартина, и, если вы меня убедите, то я скажу вам, где он. — Голос её при этом прозвучал достаточно сурово, однако, чувствуя бешеное биение сердца, она знала, что в действительности хочет утвердиться во мнении, что его визит к дяде будет вполне мирным и невинным, вопреки предубеждениям Ванессы и Доминика.
Она нервно вздохнула и облизала кончиком языка чуть приоткрытые губы, и тут же вздрогнула, заметив, что его полуприкрытые ресницами зеленые глаза неторопливо и понимающе следили за ней.
Мягкая улыбка Адама выражала сожаление, однако наглые глаза выдавали притворство и фальшь его слов, когда он ответил:
— Боюсь, что это касается только меня и Мартина.
Она почувствовала сильное разочарование и в то же время желание освободиться от него, — ведь она все время знала — разве нет? — что он негодяй. Доминик сказал, что он враг его отца, и больше в этом она не сомневается.
— Тогда мы зашли в тупик. Боюсь, что больше ничем не смогу вам помочь, мистер Тюдор. — Ни за что на свете она не расскажет этому подонку, где можно найти сейчас Мартина. Она будет защищать дорогого ей человека до конца. Ему советовали избегать стрессов и волнений, а Адам Тюдор именно это и нёс ему — стресс и волнение, причём совершенно очевидные!
— Седина, ну зачем так официально? Мы вполне можем подружиться — я думаю, мы, к нашему взаимному удовольствию, уже убедились в обоюдной симпатии, не так ли? — Он сделал шаг в её сторону, и одного взгляда его необыкновенных глаз было достаточно, чтобы понять его намерения. Он собирается сделать то, чего она не желает. Или вернее, честно призналась она себе с ужасом, чего она слишком сильно хочет!
— Пойду потороплю Мэг насчёт кофе. Перед уходом можете выпить чашечку. — Она буквально выпалила эти слова, поспешно выскакивая из комнаты, не замечая, что это задевает её достоинство. Преодолев в себе желание припасть спиной к двери, чтобы прийти в себя и обдумать, как уговорить Мэг не отходить от них, пока они будут пить кофе и пока этот дьявол не покинет их дом, она быстрой походкой пошла по коридору на кухню.
Наверное, мысль о том, чтобы призвать на помощь Мэг, была не такой уж удачной, подумала она, когда Мэг спросила деревянным голосом:
— Что, уже все съели? — имея в виду все те деликатесы, которые она приготовила, не жалея сил, и к которым Селина практически не притронулась.
— Мы уже можем пить кофе. Я сама отнесу. — Она вполне может выгнать Адама Тюдора и без посторонней помощи, твёрдо решила она. И нечего паниковать, когда он смотрит на неё такими глазами, как будто готов броситься на неё с поцелуями! Ей не раз приходилось без посторонней помощи отшивать настойчивых поклонников в прошлом, а если просить сейчас Мэг о поддержке, то придётся ей кое-что объяснять, что совершенно не входило в её намерения. Будет лучше ничего не говорить и перетерпеть дурное настроение пожилой женщины.