Национал-большевизм
Шрифт:
И рождается новая аристократия, по своему народная и по существу передовая, — аристократия черной кости и мозолистых рук. Белая кость и голубая кровь в прошлом, в безвозвратном, безнадежном прошлом. Шумливый век демократии поглотил, запачкал, обесцветил и ту, и другую. Но он же взрастил побеги новой правящей знати, рыцарей без страха, хотя, конечно, и не без упрека с точки зрения «светлых идеалов» наших отцов. О, эти милые, уютные, наивные «светлые идеалы»!
Под ними хаос шевелится!..
Итак, власть народная, но не демократическая. Власть крутая, но понятная народу. Вышедшая из масс, но массы прибирающая к рукам ради их же благополучия…
На языке историков, любящих аналогии, уже вертится назойливая этикетка:
—
В самом деле. Бравый матрос Железняк лишь наиболее красочно и лапидарно выразил суровую идею века. Он не стал дожидаться, пока власть, как зрелый плод, не только фактически, но и «формально» скатится в инициативные руки. И чуть-чуть «потряс яблоню». Результат вышел на славу: от черновщины не осталось и следа…
В других странах исторический разум побрел к аналогичному результату несколько более лукавыми путями. Муссолини, совершив переворот, не разогнал напрямик никудышную палату, а заставил ее предварительно принять закон о собственном самоустранении, — вышло и целесообразно, и «законно»! На Балканах парламенты автоматически «поддерживают» всякую удачливую фигуру: крестьянская диктатура Стамболийского формально была «парламентарной», — нынешний цанковский фашизм, наверное, тоже соблюдает конституционные аппарансы. В Турции парламент послушно выбирает президентом Кемаля, в Китае Цза-окуна. В Германии вручает диктатуру коалиционному Штреземану, — до более солидного и менее коалиционного кандидата, которого выдвинет жизнь, а не говорильня. В Испании, Греции «санкционирует» власть сильнейшего. В Венгрии раболепствует перед Хорти. И, наконец, во Франции — на очереди конституционное новшество, юридическое подтверждение уже практикуемого порядка — реформа, о коей в следующих словах возвещает официоз Пуанкарэ «Revue des deux mondes»:
— Нужно покончить с медлительностью и бессилием парламентского правления, с византийским многословием палат. Путем закона у нас нужно реорганизовать исполнительную власть и, дабы пресечь возможность насилий, укрепить ее авторитет. Опыт неизбежно приводит нас к пересмотру понятий «свободы» и «власти», как они были выработаны французской революцией для 19 века. Нельзя противополагать демократию авторитету (№ от 15 июня с.г.).
По существу это та же мысль, которую Муссолини после фашистской победы формулировал логичнее и короче:
— Через несколько дней у вас будет не министерство, а правительство!..
Ясно, что во всех этих странах парламентаризм органически проституирован, втоптан в грязь, «превращен в собственную противоположность». Парламенты словно охвачены эпидемией самоубийств. А где они еще медлят кончать с собой, — с ними кончают извне. И немудрено: «кто превращает себя в червяка, тот не может жаловаться, когда его топчут ногами» (Кант). Логика процесса очевидна: сумерки формальной демократии. Тоска по силе. Воля к повиновению.
И даже в Англии нетрудно вскрыть по существу аналогичный процесс, но только в иных, свойственных английскому государственному гению, гибких, достойных формах: «пизанская колокольня» великобританской государственности и здесь, как всегда, верна себе. Но и там сбываются предчувствия Сиднея Лоу, и там налицо покорность неотвратимым веяниям истории…
Да, в древнем Риме когда-то было нечто подобное, и острый ум Цицерона метко схватил свою эпоху, отозвавшись на кризис римской демократии афоризмом:
— Спасти жизнь тут важнее, чем сберечь вольность.
Лучшие из демократов всегда понимали сами благой смысл диктатуры. «Диктатура, — говорил Мирабо, — это предохранительный клапан для демократического строя, условие его спасения в трудные минуты».
Сама жизнь в наши годы выдвигает компактную, волевую…?… власть. Помимо прочих соображений, лишь она одна способна справиться с задачами, взваленными историей на плечи современного
Впрочем, это большая проблема и, конечно, не для газетной статьи. Но и газетная статья может констатировать всю исключительность мировой роли русской революции в сфере этой большой проблемы. Бесстрашно и беспощадно бросили русские революционеры в лицо лицемерному синдикату демократий лозунг инициативной диктатуры. Он откликнулся, этот лозунг, в усталой, больной Европе, и слетел ореол божественности с парламентарных миропомазанников. И хотя кризис демократии там протекает не по русским рецептам, вернее, даже вопреки им, — но общий и формальный смысл его в значительной мере единосущ. Народы выдвигают железные когорты труда и почина, ударные батальоны государственности, и ждут от них того, чего не смогли им дать тяжеловесные машины словесных прений, бумажных оппозиций, напыщенных резолюций.
По разному разные нации воспринимают близящийся лик новой эпохи. Но это тот же лик, лишь дробимый в родственных оттисках, как у Овидия:
Facies non omnibus una
Nec diversa tamen qualem decet esse sororum. [208]
«Диктатура прогресса и нового мира!» — провозглашают русские революционные энтузиасты. «Диктатура порядка, трезвой умеренности, здравого смысла, мирного труда!» — отвечают на Западе.
Еще и там, и здесь бушует исторический вихрь, не улеглись волны борьбы и ненависти, не преодолены ужасные тупики — наследие прошлого века. Но уже ясно, что путь выздоровления — в своеобразном жизненном синтезе (не нарочитом компромиссе), взаимопроникновении обоих лозунгов. Диктатура прогресса должна быть вместе с тем и трезвой диктатурой порядка, мирного труда, а последняя, в свою очередь, чтобы победить, должна воплощать дыхание «нового мира». Ни диктатуры утопии, ни диктатуры реакции не потерпят и не простят родившие диктатуру народы.
208
Не все на одно лицо, однако ж, в конечном счете есть свойства, сродные всем (лат.).
И когда, в день шестой годовщины Октября, размышляешь о роли русской революции в плане всеобщей истории и хочешь дать себе отчет в интернациональной ее значимости, то невольно перед умственным взором встает идея этого творческого синтеза, в коем осуществятся основные положительные революционные задачи и погаснут боевые увлечения и односторонности преходящего революционного дня.
III. К модной теме о «кризисе демократии» [209]
(Фрагменты)
209
Имеется в виду статья Устрялова «Фрагменты (О разуме права и праве истории)», опубликованная в журнале «Смена вех» I (1921. № 1; современная републикация: «Хранить вечно» (Спец. приложение к «НГ», № 2 (10), 1 дек. 2000), основные положения этой работы отражены в вошедшей в настоящее издание статье «О разуме права и праве истории».