Над бездной. ФСБ против МИ-6
Шрифт:
– И как вышли из ситуации?
– Предложил преступникам обменять себя, полковника КГБ, на захваченных заложников. Рецидивисты согласились на такой обмен. После того как я переместился к заключенным в их укрытие, они через час отпустили перепуганных женщин. Охранников пока оставили при себе. Потом, еще через час, и их отпустили. А еще через полчаса мы уже вышли вместе.
– Я не сомневаюсь, что вы человек смелый и решительный, но запрещаю вам это делать.
– Сергей Витальевич, я заканчивал факультет психологии МГУ. И психиатрическое отделение в первом меде. Моя кандидатская посвящена теме особенностей психики преступников.
Помолчав, он добавил:
– Кроме того, добросовестно посещал семинар «Методы общения с уголовным элементом» на Высших курсах КГБ в Минске и проштудировал от корки до корки пособие «Асоциально-преступная сфера русского языка в речевой палитре криминальной России», где собрано более шести тысяч слов и понятий, которые существовали ранее и существуют поныне во всех «блатных словарях».
Грачев, признаться, этот спецсеминар на курсах часто игнорировал, думал, не пригодится. Сейчас с любопытством спросил:
– И какой же арсенал знаний из этого пособия вы применили? Пасть порву, моргалы выколю?
Алексеев усмехнулся:
– Это устаревшие словосочетания, не катят. Можно, например, так, чтобы встать на один уровень с уголовниками: «Слышь, бродяги, заманухи тут нет, не тот я фраер, чтобы вас лечить, дурку-то в скворечне не включайте. Да любой босота, блатота или хоть активист из пернатой стаи будет только лупетками брызгать, когда расцокают, что я до вас имею. Потому как в масть, в цвет и в жилу, а не фуфел тарахчу в падло, по ништяку, короче. Отвечаю рубль за сто, чичи-гага!».
Грачев посмеялся. Алексеев продолжил:
– Иногда можно вести менее «ласковый», но предметный деловой разговор. Включить у преступников разум, нивелировав эмоции. Найти в сердце и душе самое слабое место. Если позволяет время. По-всякому можно вести переговоры, главное, достигнуть положительного результата. После того как смоленские преступники прониклись ко мне определенным доверием и расположением, а может быть, даже и уважением, я обрисовал им дальнейшую перспективу в случае продолжения требований. Они разоружились и сдались.
Грачев тоже с уважением посмотрел на него, не ожидая таких «блатных способностей». Алексеев добавил:
– Я умею убеждать и договариваться с собеседниками, «перетягивать их на свою сторону», проще говоря, по-нашему, вербовать. Поэтому меня и позвали в КГБ. И я прошел многие горячие точки в обоих полушариях Земли, от Анголы до Никарагуа. А на то, чтобы расположить к себе тех смоленских уголовников, мне хватило двух часов. Тут же всего-навсего один, явно запутавшийся или доведенный до отчаяния человек.
– А причина этого?
– Думаю, в администрации колонии. Возможно, в постоянных издевательствах, насилии, пытках. Ведь он не их национальности.
– Я тоже склоняюсь к этой мысли, Олег Карлович. Вероятно, дело в том, что если Полетаев останется жив, то в процессе разбирательства могут вскрыться кое-какие нежелательные для администрации колонии факты. Поэтому и вызвали снайперов. А мертвый он безопасен.
– Мертвые не потеют, – усмехнулся полковник.
– Ну что ж, теперь я вижу, что вы хороший переговорщик, меня вы тоже убедили. Давайте, попробуем.
Полковник Грачев взял руководство операцией на себя. Киргизские правоохранительные органы подчинились, памятуя о «секретном распоряжении Директора ФСБ Крючкова». Алексеев отправился к тюремной библиотеке, где забаррикадировался Полетаев с женщиной.
Была опасность, что снайперы, по распоряжению Асанткулова, все-таки начнут стрелять. Для киргизского генерала-чекиста это было бы идеальным выходом из критического положения. Изрешетить пулями Полетаева, библиотекаршу, а заодно и полковника Алексеева по ошибке. Но что тогда делать с оставшимся Грачевым? Впрочем, что-нибудь и насчет него придумал бы.
Поэтому Грачев, в первую очередь, велел снайперам сложить на землю в одно место все винтовки и даже не прикасаться к ним, а Асанткулова, когда тот стал возражать, вообще отправил куда подальше из зоны оцепления. В эротическое путешествие на три буквы.
Переговоры Алексеева с Полетаевым длились полчаса. Поняв, что перед ним московский чекист, а не местный, он не стал выдвигать никаких требований, а просто начал жаловаться на жестокое обращение в колонии с русскими заключенными. Перечислял фамилии охранников, работников администрации, вольнонаемных. Все – киргизы, ни одного русского. Если и были, давно уволили.
Особенно, по его словам, зверствовал один прапорщик, Утанбаев. Полетаева преследовал и избивал почти каждый день, без всякого повода. Вот он сегодня не выдержал и отправил его в нокаут. Бывший боксер все-таки. А сидит здесь, потому что отказался выступать за сборную Киргизии на международных соревнованиях. Дело его сфабриковано. Подставили, подкинули наркоту. А они сами на ней все и сидят, тот же Утанбаев.
Потом Полетаев неожиданно попросил обменять заложницу-библиотекаршу на сотрудницу колонии, врача Анастасию Нестерову.
– Зачем менять одну женщину на другую? – поинтересовался Алексеев.
– Надо. А потом я добровольно сдамся.
Возвращаясь с его предложением обратно, Алексеев решил, что не иначе, как тут замешана любовь. Еще один «тюремный роман», как было в известном советском фильме. Грачев, выслушав Алексеева, позвал начальника исправительного учреждения. Тот подтвердил, что у них действительно работает такая вольнонаемная женщина. Врач. Замужем за прапорщиком колонии Утанбаевым. Характеризуется положительно.