Над бездной
Шрифт:
Андрей выбрался на берег и, пошатываясь, сделал несколько шагов. Его сердце билось учащенно. В воде он замерз до мозга костей, и теперь дрожь пронизывала все его тело. По-видимому, нужно еще хотя бы несколько дней, чтобы восстановить силы.
Дней, которых у него не было.
— Андрей!
Фредерик спешил к нему размашистым шагом. Из-под его босых ног летела вода, и впервые Андрей видел улыбку на его лице. Если бы не облысевшая голова и не обгоревшие брови и ресницы, можно было и не вспомнить про страшные минуты в объятом пожаром доме. Мальчик оживленно размахивал руками и последние метры пробежал,
— Я уже волновался, — сказал Фредерик, улыбаясь. — Тебя долго не было.
— Ты подумал, что я утонул? — Андрей присел и, смеясь, брызнул на Фредерика водой. — Слишком рано обрадовался! Я прекрасно плаваю!
Мальчик отскочил, хихикая, и закрылся руками. Андрей продолжал брызгать на него. Фредерик сделал два неловких шага назад, споткнулся и упал на песок.
Андрей был счастлив. Он повалился на Фредерика, обхватил его, и они, смеясь и брызгая друг на друга, затеяли веселую борьбу. Все заботы отступили, — у него было такое чувство, как будто ему передается часть юношеской силы и энергии. Андрей понимал, что это самообман, но это был сладкий обман, краткий и драгоценный миг счастья, на который он, возможно, не имел права, но который тем не менее был благотворен.
Наконец они перестали барахтаться и, тяжело дыша, улеглись на песке. Андрей, жмурясь, смотрел на яркий утренний свет, и даже острая боль в глазах от прямых солнечных стрел в этой ситуации была чуть ли не подарком. Боль означала жизнь. Может быть, именно боль и есть то единственное, что действительно отличает жизнь от смерти.
— Почему я не умею плавать, как ты? — спросил Фредерик.
Андрей поднялся на локтях и вытер мокрое лицо.
— Думаю, потому, что ты никогда не учился, — ответил Андрей. — Такое объяснение подходит?
— А когда ты научился? — не унимался Фредерик.
Миг непрочного счастья оборвался. В памяти всплыла давняя картина. Он, тогда совсем еще мальчишка, дрожа от страха, стоит в лодке посреди озера, а ухмыляющийся Михаил, сидя на веслах, бросает лодку из стороны в сторону с единственной целью — вывести его, Андрея, из равновесия.
— Один… хороший друг научил меня, — ответил он не без колебаний.
Абсурдная зависть к Фредерику превратилась в его душе в не менее абсурдную злобу: мальчик, сам того не подозревая, своим невинным вопросом разрушил сладостный миг, вернув Андрея к воспоминаниям далекого детства. Правда, Деляну тут же почувствовал угрызения совести, и ему стало неловко. Какой-то заколдованный круг — дурацкий, нелепый, мучительный.
— И что? — спросил Фредерик. — Ты меня тоже научишь? Я бы хотел хорошо плавать.
— Боюсь, что это невозможно, — ответил Андрей.
Это было как глоток ледяной воды, бесконечно более холодной, чем у морского прилива. Он сел, положил руки на обгоревшие колени и какое-то время изо всех сил боролся с тем, чтобы своей бессмысленной досаде на Фредерика не дать превратиться во что-то большее.
Он не смотрел на мальчика, но почувствовал, как резко изменилось и его настроение. Юношеская невинность и беззаботная радость вмиг исчезли, и тупая печаль охватила Андрея.
— Ты спас меня, — сказал
— Ты сделал бы для меня то же самое, если бы мог, — ответил Андрей.
Это прозвучало глупо; это было глупо.
— Я… должен кое-что сказать тебе, Андрей, — произнес Фредерик неуверенно.
Слова давались ему тяжело. Андрей чувствовал, как трудно выговорить их мальчику. Он знал, что хотел сказать ему Фредерик. И не хотел этого слышать.
— Нет, — сказал он. — Не говори.
Ему стоило больших усилий повернуть голову и посмотреть на Фредерика. Андрей увидел именно то, что и ожидал: детское лицо выражало муку. Он боялся сейчас того, что Фредерик хотел сказать, но еще больше боялся ответа.
— Но ты…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Андрей. — Я не желаю это слышать. Мы освободим твою мать и других жителей деревни. Даю тебе слово. Большего я сделать не могу.
То, как Фредерик смотрел на него, раздражало, даже пугало Андрея. Но он не разрешал себе развивать дальше эту тему. Сделать это означало бы, вероятно, окончательно признать, что он навлек на Борсу беду. Вынести такое он не мог, сейчас не мог.
Андрей встал, огляделся по сторонам и с облегчением увидел, что Серж снова здесь.
Он показался вовсе не оттуда, откуда ожидал Андрей, и было видно, что Серж торопится. Он почти бежал. Немного позже вверху на дюнах показался и Круша. Он гнал лошадь во весь опор.
«Что-то здесь не так», — подумал Андрей.
Реакцию Фредерика он заметил только краем глаза, но она его поразила: мальчик встал, и на его лице внезапно появилось не по возрасту серьезное выражение. С тех пор как он узнал Фредерика, Андрей еще раз убедился, как мало в нем иногда бывает ребенка. Не часто, но время от времени мальчик выказывал такую зрелость, которой, по мнению Андрея, не могло быть в его годы. И возможно, именно это стало истинной причиной того, почему они сейчас находились тут. Отец Доменикус и его подручные сделали гораздо больше, чем только сломали хребет Борсе и поубивали людей. У Фредерика, например, они украли бесценное богатство — детство и юность.
Братья одновременно приблизились к ним. Круша выглядел измученным. С губ его лошади падали хлопья пены, сам он взмок от пота. Весь путь от Констанцы он гнал лошадь галопом.
— Что случилось? — спросил Фредерик, прежде чем Круша спешился. — За тобой гонятся?
— Нет. — Круша тяжело слез на землю и повернул голову в том направлении, откуда прискакал. — Во всяком случае, я так не думаю.
— Почему же ты так гнал? — удивился Андрей.
Он снял узду с лошади, притянул к себе ее голову и успокоил, поглаживая ноздри. Лошадь дрожала от напряжения и не могла стоять на месте. Еще немного, и Круша загнал бы ее вконец.
— Потому, что у меня интересные новости, — раздраженно ответил тот.
Никак не объясняя своих слов, он прошел на негнущихся ногах между Андреем и Фредериком, с трудом сел на корточки у прибоя и зачерпнул ладонями воду, чтобы остудить лицо.
Андрей последовал за ним, едва владея собой. Он давно понял, что с его стороны было ошибкой связываться с братьями. Но выбора у него не было.
Круша еще раз плеснул воду на лицо, поднялся и руками пригладил волосы, потом повернулся к ним.