Над островом чёрный закат
Шрифт:
Адам немедленно узнал ее по желтым, несоразмерно широким и на вид тяжелым сандалиям. Невесомая фигурка Теи опиралась на них и, казалось, только благодаря этому противовесу удерживалась вертикально. Ее острый подбородок, видимый между крыльями капюшона, был надменно приподнят, узкие ярко-красные губы придавали лицу вызывающе строгий вид. Будоражащее чувство протеста ожгло Адама. Захотелось во что бы то ни стало избежать неожиданной встречи, но было поздно.
Тея откинула капюшон и Адам наконец-то увидел ее лицо целиком. Огромные серо-голубые глаза девушки блестели, они смотрели на него прямо, время от времени замедленно прикрываясь синеватыми
– Адам, сделай одолжение, – напористо заговорила Тея, – объясни, почему ты избегаешь меня. Почему ведешь себя так невежливо, точно мы совершенно чужие. Не даешь себе труда выслушать меня хотя бы из простой учтивости… Повторяю: я требую внимания. Ты должен усвоить простую истину: мы с тобой обручены. Это событие произошло давно – нас соединили в раннем детстве, ровно четырнадцать весен обратного отсчета. Мне тогда исполнилось три весны, тебе – шесть. Не понимаю, почему я должна напоминать тебе об этом? Зачем ты унижаешь меня? Нас с тобой связали навсегда, и отменить этот удивительный для тебя факт не в силах не только никто из живущих на земле, но даже сам… Владетель, храни его боги. Это государственное решение. Ни ты, ни я не смеем сомневаться в нем – нет у нас такого права. Ты же делаешь вид, будто ровным счетом ничего не знаешь о нашем союзе. Когда же ты наконец поймешь, что этот факт не подлежит обсуждению? Решение останется таким, каким было провозглашено в те давние времена, когда ни ты, ни я ничего не решали. И напоследок замечу: этому событию были многочисленные свидетели. Его ждал весь наш народ, все исступленные молили бога, чтобы оно свершилось. Теперь, Адам, говори, я тебя слушаю.
Когда ровный бесстрастный поток гладких обкатанных слов иссяк, Адам понял, что с трудом воспринимает их смысл. Он не мог согласиться с тем, что это неизвестно откуда взявшееся существо – синеватая мордочка с ярко-красными губами, кожаный мешочек с костями, неотступно преследующее его весь последний месяц, имеет на него какие-то освященные временем и людьми права и вполне серьезно намеревается жить с ним одной жизнью.
– Почему ты молчишь, Адам? Тебе нечего сказать?
– Я действительно ничего об этом не знаю, – вытолкнул из себя Адам и понял, что не в состоянии сосредоточиться и что он попросту жалок. – Возможно, это событие произошло на самом деле, и люди связали нас… как ты говоришь, воедино. Мне приходилось слышать о подобном обычае. Но когда это было? Прошло столько времени… Не понимаю…
– Ты обязательно поймешь, – произнесла Тея механическим голосом, в котором ожила угроза, – придет время… Ну, а если не поймешь… Тогда что ж… Остается универсальное наказание для клятвопреступников: ты закроешь за собой дверь. Поплотнее. Человек, нарушивший обещание, достоин только такой участи.
– Последнее время я часто слышу: закрыть дверь за собой. Что это означает, можешь мне объяснить?
– Ты и этого не знаешь? – Презрительная гримаса исказила лицо Теи, ее широкий рот дрогнул – возможно, так она попыталась улыбнуться. – Удивительно, чему только учат вас целых двенадцать весен. Ладно. Я высказала тебе все, что хотела. Теперь ухожу, ты остаешься. Надеюсь, ты поумнеешь, и тогда мы встретимся и вернемся к нашим проблемам.
Тея ловким движением натянула на голову капюшон, развернулась на месте и поспешила прочь, только желтые сандалии замелькали. А Адам подумал, что никак не может представить себе девушку в профиль, и эта мысль показалась ему странной и неуместной.
В столовой было пусто. Адам подошел к стойке, за которой суетилась маленькая девушка-робот. Она подняла на него голубые стеклянные глазки, часто захлопала густыми ресницами, что следовало понимать как вопрос о номере варианта завтрака, – роботы не смели заговаривать первыми.
– Пожалуйста, второй, – произнес Адам, стараясь, говорить как можно отчетливее.
– Нам недавно заменили детектор, господин, – сообщила девушка приятным высоким голосом. – Теперь я распознаю даже неразборчивую речь, а вы так четко говорите…
– Ольга! – грубый гортанный окрик исходил неизвестно откуда. – Ты чего это разболталась с молодым господином? Делаю тебе второе замечание. Опять отлыниваешь? Поторопись! Ты, кажется, достукаешься у меня. Я сдам тебя на запчасти…
– Не нужно на запчасти… – пролепетала Ольга. – Только не это. Я еще не отработала ресурс.
– Опять споришь? – Все тот же ворчливый голос давил.
– Будьте добры, оставьте девушку в покое, – попросил Адам вежливо. – Это я виноват. Нужно было остановить ее.
– Вы, молодой господин, не можете быть виноваты по определению. – Голос заметно смягчился. – Так и быть, по вашей просьбе второе замечание снимаю. Приятного аппетита, господин выпускник, кушайте на здоровье.
Ольга уже протягивала поднос с дымящейся тарелкой пресной овсяной каши, тонким ломтиком подсушенного хлеба и чашкой утреннего кофе – второй вариант завтрака.
7
Владетель чувствовал, что раздражение копится. Еще мгновение и будет не совладать с собой. Тогда он сорвется в пропасть, из которой без потерь не выбраться.
Особенно несносен этот шустрый живчик – юный врач Герд. Откуда он взялся такой непонятный, откуда свалился? Но вспомнил, и сразу же отлегло от сердца: тщедушного паренька с твердым и ясным взглядом, являющим независимый характер, он предпочел из нескольких соискателей, выбирая личного врача. Этот мальчишка чем-то задел его за живое.
Надо же, второй день паршивец упрямо прячет глаза, думал Владетель, не спуская с Герда настороженных глаз. Человека, прячущего глаза, следует не только опасаться, но и наказать нелишне – по Закону.
Противоречие неразрешимо. Прямой взгляд – опасность, исходящая извне. Приходится принимать решение – немедленно, не раздумывая. Он понимал, что спешит, и тотчас расплатой вернулось учащенное сердцебиение, слабость в теле, муть в голове.
Герд не робок. Один у него ущерб: руки ледяные. Их прикосновения – всегда неожиданные – вызывают долго не отпускающий озноб. Его руки причиняют боль. Но они же избавляют от боли…
Скрытен мальчишка, не договаривает. Какая-то тайна мучит его. Ищет ответ, не находит… А что, если Герд последний преданный человек? Но как же не терпится оттолкнуть – вдруг обман? Становится страшно, а что потом, дальше?
Дотерпел, дождался – изнурительные процедуры позади. Осталось напоследок проглотить через силу полстакана мутной сладковатой жидкости, вызывающей тошноту.
Он сделал знак неверной рукой, отмахнулся, давая понять, чтобы оставили одного, – единственное движение, на которое он еще способен. Послушно вышли все, один Герд остался. Какие-то склянки позванивают в его руках, он что-то делает с ними…