Над законом
Шрифт:
Старцев с трудом перевел дух и огляделся, словно впервые увидел прожектора, машины с зажженными фарами, вооруженных людей… Он начисто позабыл о своем припрятанном козыре, осознав, что и его, и Плешивого Гуннара поставил на грань катастрофы один-единственный человек.
– Слушай, – сказал он, – зачем ему это было надо?
– Например, ради денег, – пожал плечами Плешивый. – Сколько он снял с тебя за свои услуги?
Молчишь? Вот и я промолчу, но позволю себе предположить, что общая сумма составила тысяч пятнадцать – двадцать.
– Похоже на то, – медленно согласился
– Ничего, Сережа, – рассмеялся Плешивый Гуннар. – Как это у вас говорят? Сколь веревочке ни виться…
– Все одно конец будет, – закончил за него Старцев. Он испытывал облегчение, словно только что свалил с плеч набитый булыжниками рюкзак. – Ну, блин, дела…
– Да, Сережа, – сказал Гуннар, – да. Надо поскорее покончить с этим делом и обо всем забыть.
Нам с тобой еще работать и работать.
И он дружески похлопал коллегу по плечу.
И тогда припрятанный Старцевым козырь выпал у него из рукава.
… Воробей совершенно измаялся, сидя в развилке, образовавшейся в том месте, где от шершавого ствола старого, неизвестно когда и как затесавшегося в гущу придорожного березняка дуба отходил мощный сук. Он ерзал и вертелся, так и этак пристраивая свой тощий зад, но бугристое дерево не становилось от этого ни более гладким, ни тем более мягким. Комары жрали с таким остервенением, будто кроме него в радиусе ста километров не было ни единой живой души, и вдобавок ко всему стало холодно.
– Что-то стало холодать, – вслух сказал Воробей.
Он мог свободно разговаривать и даже петь – до площадки, на которой собрался народ, было метров сто, там курили, шаркали ногами и переговаривались, и, чтобы быть услышанным. Воробью пришлось бы орать во всю глотку. Орать он не собирался, но вот конец начатой им крылатой фразы так и вертелся в голове.
Воробей понимал, что пить ему больше не стоит, тем более что Старик обещал отвернуть ему голову, если он опять нажрется и пропустит нужный момент.
– Нужный момент! – веско повторил Воробей, воздев кверху указательный палец и опасно покачнувшись на своем насесте. – Не пропустить!
Нужный момент должен был наступить тогда, когда Старик подаст знак. «Может так случиться, – говорил ему Старик пару часов назад, – что знак подать я не успею. К примеру, они нападут раньше. Тут уж кумекай сам, да смотри, не промахнись».
Смерть Свата вкупе с выданной Стариком премией с головой погрузила Воробья в пучину запоя, но, едва прослышав о предстоящем деле, он самолично вызвался занять тот пост, на котором находился в данный момент. Более того, идею засады на дереве подал Старику именно он. «Как финская „кукушка“, – горячась, кричал он, – ку-ку, и в дамки!»
Он почему-то забрал себе в голову, что отомстить латышам за безвременную кончину Свата – его священный долг.
Воробей занял пост, вооружившись охотничьим ружьем «белка». Ружьецо это, как явствовало из его названия, было предназначено для охоты на мелкого пушного зверя, которого, как известно, следует по возможности бить в глаз, и уж никак не дробью.
Поэтому поверх нижнего ствола, заряжавшегося обычными патронами двенадцатого калибра, был положен второй – нарезной, стрелявший патронами от мелкашки. Этот гибрид был оснащен оптическим прицелом, в который Воробей периодически заглядывал, поочередно беря на мушку толпившихся внизу людей.
Воробью было холодно и скучно.
– Задубею ведь, – пожаловался он в звеневшее от комаров пространство и яростно шлепнул себя по щеке, убивая кровососа. – На курок нажать не смогу.
Уговорив подобным образом не столько безучастную природу, сколько себя, Воробей решительно сунул ружье под мышку и извлек из-за пазухи аппетитно булькнувшую алюминиевую армейскую флягу в полотняном чехле, трясущимися руками отвинтил колпачок и жадно припал к холодному горлышку.
Первач пылающим водопадом хлынул по пищеводу, вмиг согрев замерзшее тело и вспыхнув в мозгу радужным фейерверком. Воробей сыто и удовлетворенно рыгнул и, прежде чем завинтить колпачок, не удержавшись, отхлебнул еще раз. Убирая за пазуху заметно полегчавшую флягу, он вдруг ясно осознал, что переборщил: последний глоток был, несомненно, лишним. Его так и тянуло нырнуть вниз головой с ветки – просто для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. По идее, результат такого эксперимента был предельно ясен, но при взгляде сквозь толщу алкогольных испарений это представлялось не вполне очевидным.
– Не пропустить момент! – деревянным языком провозгласил Воробей, резко покачнулся, кое-как удержал равновесие и заглянул в окуляр прицела.
Он долго регулировал резкость, тщетно пытаясь подогнать изображение под возможности своего расфокусированного самогоном зрения. Наконец, в глазах у него немного прояснилось, и, поведя стволами ружья, он отыскал посреди освещенного пространства стоявших друг против друга Старика и Плешивого. Некоторое время он пытался сообразить, кто из них свой, а кто – чужой. "Пьяный в дупель, – проясняясь на долю секунды, подумал он. – Сейчас засну на хрен. Вот тебе и «не пропусти момент».
Его охватило пьяное отчаяние. Старик возлагал на него такие надежды!.. От него, можно сказать, зависел исход всего дела. От его удачного выстрела. Ку-ку – ив дамки. А почему бы не выстрелить прямо сейчас? Что-то долго они тянут резину! Старик ведь так прямо и сказал: действуй по своему разумению!
Воробей снова припал глазом к прицелу. Все сомнения вмиг улетучились: Плешивый, издевательски скаля зубы, схватил Старика за плечо. Прицел был прекрасный, с мощной оптикой, расстояние невелико, и Воробью была ясно видна рукоятка «парабеллума», торчавшая из-за пояса у лысого гада.
Удивившись, почему все остальные просто стоят и смотрят на такое безобразие. Воробей поймал в перекрестие прицела блестящую плешь, и тут его осенило: ведь он главный, и все просто ждут его сигнала!
– Огонь, – невнятно сказал Воробей и нажал на спусковой крючок.
Великая миссия была выполнена, и Воробей был свободен. Уронив вниз ружье и что-то победно промычав, он сильно наклонился вперед и выпустил ветку из рук.
Падая, он с удовлетворением услышал, как на шоссе ударил автомат, и к нему тут же присоединилось еще несколько.