Над законом
Шрифт:
Лямин вдруг понял, что теперь ему даже нельзя повернуться и уйти. Если из окон дачи за ним наблюдали чьи-нибудь пристальные глаза, такое поведение было бы истолковано совершенно однозначно и, главное, абсолютно правильно: пришел мент с папочкой, понюхал вокруг и отправился за подмогой. Вывод? Рвем когти, братва! Он в последний раз беспомощно оглянулся по сторонам, глубоко вдохнул и толкнул легко подавшуюся калитку.
Дорожка за калиткой была хорошо утоптанна, снег с крыльца сметен. Вторая ступенька вдруг истошно заскрипела под ногой лейтенанта, заставив его непроизвольно вздрогнуть и крепче сжать пистолет.
– Фу
Дверь оказалась незаперта. Некоторое время Лямин колебался – стучать в нее или не стучать.
В конце концов, это могла быть вовсе и не зверевская дача. «Что-то я сегодня, как витязь на распутье», – подумал Лямин и решительно забарабанил в покрытые светлым лаком доски.
Никто не отзывался. Лейтенант для порядка постучал еще раз и, не получив ответа, толкнул дверь.
В темных сенях он моментально въехал ногой в стопку каких-то ведер, лишь чудом не повалив ее. «То-то грохоту было бы, – почти весело подумал он. – Только бледнолицый может два раза подряд наступить на грабли… Кино, да и только». Выпутавшись из жестяной западни, он потянул на себя тяжелую утепленную дверь и оказался в комнате. В большом камине, нелепо совмещенном с обычной голландской печью, весело полыхали березовые дрова. Пахло застоявшимся табачным дымом и водочным перегаром.
«Запах притона в несколько смягченном варианте», – подумал Лямин. За приоткрытой дверью в соседнем помещении невнятно бормотал на разные голоса приемник или, может быть, портативный телевизор. Однако антенны лейтенант на крыше не заметил. Ступая теперь уже бесшумно и вынув из кармана пистолет, он пересек комнату и подошел к двери, из-за которой доносилось бормотание.
После легкого нажима дверь бесшумно отворилась, и Лямин увидел очень высокого человека, стоявшего посреди комнаты в нелепой позе, вытянув руки по швам и зачем-то склонив набок голову, словно пытался, не сгибаясь в поясе, отыскать что-то у себя под ногами. Лейтенант вскинул пистолет и хотел уже закричать «Не двигаться!», «Руки вверх!» или что-нибудь еще в том же роде, но тут вдруг заметил, что ноги стоящего не касаются пола, отчего тот и казался таким высоченным.
Подойдя ближе, Лямин увидел бельевую веревку, протянувшуюся от потолочной балки к шее повешенного, и вывалившийся на подбородок распухший и почерневший язык. Не было лишь лужицы на полу под ногами трупа. И Лямин был несказанно удивлен подобным отклонением от теории – все учебники криминалистики убеждали, что в момент смерти через повешение любой организм в этом плане реагирует одинаково.
Лямин пожал плечами и перевел взгляд на лицо висельника.
Это был, вне всякого сомнения, слесарь Николай Зверев, фотографию которого Лямин взял у его супруги. Он достал фотографию из внутреннего кармана куртки, сличил ее с оригиналом и поспешно отвернулся – оригинал выглядел далеко не лучшим образом.
– Не по правилам играешь, – сказал ему Лямин слегка осипшим голосом, снова вспомнив о странном несоответствии с теорией. Это несоответствие было тем более странным, что в натопленной комнате явственно ощущался запах свежей мочи.
Морщась
Лямин пощупал также кисть руки повешенного. Та была теплее его, ляминской, ладони. Получалось, что опоздал он всего на несколько минут.
Тем не менее, лейтенант не спешил прятать пистолет. По-прежнему держа его наготове, он принялся обследовать помещение, внимательно оглядывая все углы. В соседней, совсем крохотной комнатушке, где стояла лишь старая железная кровать да не менее старый деревянный стул, он обнаружил то, что искал.
Здесь были следы борьбы: перевернутый стул, сбитый к стене половик и свежее мокрое пятно на полу, издававшее тот же слабый, но отчетливый запашок, что и брюки Зверева.
– Ага, – вслух сказал Лямин, разгибаясь и настороженно озираясь по сторонам.
Вся обстановка, начиная от недавно подброшенных в камин дров и кончая еще не успевшим остыть трупом, говорила о том, что убийца должен быть где-то поблизости. В том, что Зверев убит, сомневаться не приходилось. Не может человек, повесившись в одной комнате, выбраться из петли, отвязать веревку и снова повеситься в соседнем помещении. Налицо была грубая инсценировка, способная обмануть разве что случайного прохожего, да и то, если тот из слишком впечатлительных. А может быть, инсценировка не удалась, потому что убийце помешали довести ее до конца? Кто же мог ему помешать?
Ответ напрашивался сам собой. Конечно же, это сделал лейтенант Лямин собственной персоной, явившийся в самый неподходящий момент и спутавший умнику с удавкой все карты. Из этого, между прочим, следовал вывод, что убийца наверняка затаился в доме. Лейтенант крадучись переходил из комнаты в комнату, заглядывая во все ниши и открывая шкафы. На кухне он нашел люк в подпол и заглянул туда. В подполе не было ничего, кроме деревянного ларя с картошкой и банок с соленьями и маринадами. Лейтенант осторожно закрыл люк и огляделся. Взгляд его упал на массивную лестницу, стоявшую в углу кухни, и он понял, откуда все время тянуло холодом.
Люк на чердак был открыт настежь.
Лейтенант звонко хлопнул себя по лбу и бросился к лестнице. Ну конечно! Пока он шарил по комнатам и ощупывал обмоченные штаны, убийца преспокойно ушел через чердак и оставил горе-сыщика с носом! Тихо замычав от обиды, лейтенант стал карабкаться наверх, все еще держа в руке пистолет.
Он поднялся на две ступеньки и уже занес ногу на третью, когда из чердачной тьмы прямо в лицо ему сверкнул огонь, а в уши ударил оглушительный грохот пистолетного выстрела. Лямин выпустил перекладину, за которую держался, и начал медленно заваливаться назад. Сверху выстрелили еще дважды. Лейтенанта швырнуло затылком на твердые доски пола, но сотрясение мозга ему уже не грозило, поскольку он был мертв.
Полковник Сорокин на время забыл о лейтенанте Лямине, посланном им к вдове Сивцова, – у него вдруг оказалось полным-полно своих собственных забот. Вспомнил он о нем только тогда, когда его «Волга» в сопровождении «уазика» с оперативниками преодолела уже половину расстояния от Москвы до дачного поселка Молодежный, где, как поведала полковнику жена Зверева, скорее всего, отсиживался преступный слесарь.
Сорокин снял трубку радиотелефона и связался с дежурным.
– Лямин не появлялся? – спросил он.