Могу гордиться –Выполнил я закон,Дом поставил в пустыне на шесть окон.Сосну посадилНа исходе горького дня –Она уже выше меня.Могу гордиться –Сын-подросток гоняет мяч.Я его не учил: «Не падай!» –Учил: «Не плачь!»Вот короткий переченьГлавных дел.Много ли, мало ли –А это успел:В доме моем геологамНефтяные видятся сны.Над могилой отцаСклонились ветви сосны,Звезды в тетрадях сына, танки, бои…Таковы итоги мои.Есть, где укрыться,Когда ненастье кружит.Есть, с чего начинать,Чтобы дальше жить
Молодость
Конечно! Не стоит и спорить.Пижон. Гитарист. Вертопрах.Шершавое, серое мореКружит корабли на цепяхИ воду холодную мутит,И каплями в пальцах дрожит…А кто-то меня еще учитУмению
правильно жить.Над берегом ветер хлопочетИ рвет сигарету из рук.А кто-то меня еще хочетВтянуть в заколдованный круг,Где опыты – чище не надо,Где мудрые старцы – из рам,Где путь от доклада к докладуДостоин, солиден и прям.…А впрочем, забуду и это.Газеты по пляжу ползут.Конец неуютного лета.Налипший на гальку мазут.В кино «Утоление жажды»,В прибое мальчишек галдеж…И море, в которое дважды,Крути – не крути, не войдешь.
«Гитару спрячь…»
Гитару спрячь,пера не тронь,всё было, все знакомо.Сиди себе, гляди в огонь,когда уснули дома.Во мраке комната, как зал,и в темноту уплыловсё то, что ты привычкой звал,а это жизнью было.И лишь огонь в большой печиживет не по науке.Струится, бьется в кирпичи,заламывая руки.Печален отсветов уют,но, бликами согреты,из тьмы иными восстаюти книги, и портреты.Огонь, огонь передо мнойгорит в печурке тесной.Его из глубины земнойвели в трубе железной.Он вентилями укрощен,компрессорами сдавлен,а вот танцует –всё не в счет,как будто только явлен.Себя не можешь превозмочь,а у огня не страшно.Он печь переживет, и ночь,и город этот странный.Поток уносит пламя ввысь.Нет Бога.Есть лампада.Ты, вечность теплая, струись!Перезимуем.Надо.
Такие дела
Всего-то
Когда взойдете вы на пьедесталы,Все те, кто к ним сегодня держит путь,Весьма возможно, что и я усталоПрисяду на скамейку отдохнутьПеред одним из этих монументов…Вгляжусь в металла отблеск дождевойИ, грешен, сквозь торжественность моментаПодумаю: а я еще живой.А там – не будет и меня. Всего-то!Уйду от глаз, которых так боюсь.Вернусь – травою? Ласточки полетом?..А может быть, и вовсе не вернусь.Чего уж там искать путей из бездны,Когда прожито все, чем дорожил.Прекрасно знать, что чучелом железнымЯ не вернусь туда, где прежде жил,Стихи писал. На пляжи ездил летом.Не очень торопил свои года.Да просто жил! Не так уж мало это,Как, может быть, казалось иногда.
«В конце молчания поставим точку…»
В конце молчания поставим точку.И будет эта точка означать,что перед ней – невидимая фраза,а может быть, период, содержащийнемало утверждений, отрицаний,вопросов, не попавших на бумагу…Так что ж?Они от этого не лучше, не хуже.Таковы, какими были.Им до стихов, по сути, нету дела,да и стихам, пожалуй, не до них.Как было б скучно,если бы в строкупопало повышение цен на рынке,невежливость хапуги-управдома,невежество профессора, которыйготов писать о классиках несчастных,и оптом их, и в розницу склоняя,да так бездарно,что одним утешусь:покойным, слава богу, все равно!А также доставание лекарстви очередь за авиабилетом, и прочее.Зря, мой приятель мудрый,вздыхая, говоришь,что это жизнь.Жизнь слишком хороша,чтобы еехотя бы краем на такое тратить.…Однако же бывает и другое,на что не жальни сил и ни страстей.Но упаси нас, Боже, от напастинесчастий и болезней.В них душа возвышена,но непомерны муки.Нет, надо быть как в песне благодарнымза эти годы,что прошли спокойно,за зябкий очерк утра за окном,и даже за молчание, с которымпрощаюсь.
«И вот появляется слово…»
И вот появляется слово.Откуда, зачем и когда?От книги до книги сурово,Неспешно проходят года.И пропасти жизни, и пики,И трудные рваные дниЗа время – от книги до книги.А в книге немного: взгляниНа строки, что бодро шагают,И рифмы на правом краю.Ведь в чем-то они отражаютБессмертную душу мою.Незримые тянутся нитиК словам, что веду, не спеша…Прекрасно, но только скажите,А что же такое – душа?Тех строк незнакомое племяТревожит меня наяву.Они отражают и время,Поскольку я в нем и живу,И жил, чертыхаясь порою,Искал свою правду, как мог.А что это время – такое?Не знаю. И вам невдомек.…А всё-таки это прекрасно,Что смерть, и любовь, и грехи,Обычным словам неподвластны,Войдут ненароком в стихи.И вот появляется слово…
Дом
Когда-то дом и светел был, и нов,Почти как замок – вид такой картинный…И принимал здесь доктор Иванов,На Воронцовской угол Карантинной.Здесь кровли жестяной крутой уклон,Фасада абрис вытянутый, четкий,И высота ненынешних окон,Чугунные балконные решетки.Труб водосточных сизых чешуя,Орнаменты над арками манерны…Сюда вселилась дедова семьяТому назад лет сто уже, наверно.А что нам сто? Рублей, и дней, и лет?Нам – тысячи давай… Масштабы, сроки…Я знаю: был у деда кабинетЗдесь, где сейчас пишу я эти строки.Гляжу из-за двойных добротных рамНа улицу, струящуюся мимо.Что, доктор Иванов, ты видел там,Вчистую для меня непредставимо.Сам помню: был трамвай. Исчез трамвай.Булыжники сменил асфальт шершавый.Меняли фонари… Ну-ну, давай,Еще кой-что и вспомнишь ты, пожалуй:В подвале – мастерские, склад и клуб,А ныне свалка… И еще примеры –Вот, скажем, у кирпичных красных трубТелеантенны – символ новой веры.Короче, много раз менялся вид(За век не дедовский – и не отцовский)А дом-то тем не менее стоитНа Карантинной угол Воронцовской.У улиц тех иные имена,Таблички сняли, новые прибили.Кто Воронцов, ответь мне старина?И карантины уж не те, что были.Менялось все вокруг, как век велел,Нет изменениям счета и предела.Но дом мой, как ни странно, уцелел,Когда почти ничто не уцелело.И, значит, у него свои праваСреди сооружений самых новых:Ведь память мощных стен его жива,А тихий поскрип половиц дубовыхВдруг воскресит забытые шаги,Иные времена, иную пору.Как будто бы напомнит – берегиСвой дом, свое гнездо, свою опору.…Но где-то на незримом рубеже, –И не понять, когда, зачем, откуда?Вдруг ощущаю холодок в душе,И он сродни предчувствию и чуду.Там время останавливает бег,И вспять ведут часы отсчет неточный,И не гудки машин, а скрип телегДоносит ветер с улицы полночной.Не коммунальные квартиры в ряд –Гостиная, знакомая едва ли…Витые свечи в полутьме горят,И женщина играет на рояле.Спадает с плеч причудливая шаль,И музыка – как будто наважденье.Поет рояль! Он продан был – как жаль.За двадцать лет до моего рожденья.
Норд
…А норд завоет зычноВ прибрежной полосе –И в городе привычноЗамкнутся окна все,Засветят пятна-фарыСквозь плотный пыли круг,И зашумят чинары,Склоненные на юг.Тоскливей крики чаек,В песке – травы покров…А так – не замечаютВ том городе ветров.Их шумная работаУспела надоесть:Сменяются без счета,Грохочет кровель жесть.А все же, вероятно,Ветра Баку сродни:Здесь даже непонятныБезветренные дни.Норд – злобный или нежный –Любимый мой герой.Зря, рецензент прилежный,Ты поднялся горой:Мол, сколько же про это?В стихах ветра и гул!А норду дела нету:Гляди, опять задул.И засвистел в проулкахИ загудел трубой,А в бухте бубном гулкоОткликнулся прибой.Та музыка крылата,Мотив не разберу, –Но был рожден когда-тоИ, может быть, помру,Как норд ударит в двери, –И, в новый путь спеша,Самой себе не веря,Отправится душа.
«Праздники окончены…»
Из ничего фонтаном синимВдруг брызнул свет…А.Блок
Праздники окончены.Затем – что же?Надо жить.Похоронный запах хризантемв комнатах лежит.По домам расходятся дружки,в тишине дворы.Красные гирлянды и флажки.Синие шары.Первый залп. И первый крик «Ура!»До чего знаком…Праздники уходят во вчера.Праздники окончены. Порадумать о другом.
«Без зависти и без злобы прошу у светлого дня…»
Без зависти и без злобы прошу у светлого дняОдну лишь женщину, чтобы не укоряла меня,Часы, где светятся стрелки– чтоб мог найти под рукой,А также дождичек мелкий,поскольку люблю такой…Тогда я часы надену, открою окно в кабинет,Гвоздями прибью на стенуженщины той портрет.Покуда кофе заваришь –глядишь, и дождик пошел…И вот тогда-то, товарищ, я буду жить хорошо!