Надежда оживает в преисподней
Шрифт:
Это пугало. Очень сильно. Окончательно потерять себя – что может быть страшнее? Наде хотелось провалиться под одним лишь пристальным взглядом черных глаз Самуила, каково же было попасть под атомную бомбу его могущества?
Однако порой ее захватывало неистовое телесное желание, и она не могла думать ни о чем другом. В конце концов, практически все мужчины вокруг нее были столь притягательны, манящи… и иногда обходительны. Утонуть бы с головой в этом водовороте «любви», не анализируя и не давая прогнозов. Но это была не любовь. И Надя каждый раз сдерживала
Она по-прежнему по неизвестной причине видела в нем что-то неуловимое, чего не было в других. Наверное, это иллюзия. Скорее всего. «Совершенно точно», – говорила она себе, стараясь утвердиться в своем выводе.
Просто образ ее спасителя от страшной участи женщины в аду. Но чувство нежности и притяжение, которые он рождал в ней, были вполне реальны. И они отличались от всего, чем потчевали ее другие.
Еще один светский вечер. И прошел он идеально.
Надя почти позабыла, что находится в аду, так мило себя сегодня все вели. Даже Алан легонько улыбался. А она шутила вполголоса, и ему, похоже, это нравилось.
Вечер планировалось закончить у него в гостях. Надя зашла в генеральскую гостиную, где бывала всего несколько раз: Алан предпочитал приходить к ней.
– Ну что, уже хочешь спать? – игриво спросила она.
И в этот миг все драматично переменилось. Он повернулся к ней, и в глазах его было жестокое ехидство.
– Понравился вечерок в компании весельчаков и их подружек?.. Какие же безмозглые у женщин головы, туда влезешь – посыплются безделушки и грязные простыни.
Резкая смена фарватера ударила Наде в кровь. Ее радость обратилась в бедствие, а сердце больно стукнулось и замерло.
В последнее время, сидя одна в своей комнате, она все чаще натыкалась на мысль, которая волновала ее и даже страшила: второй генерал зацепил ее больше, чем она того хотела. В груди ее разливалось тепло, и она готова была дарить его ему.
Да, он находился где-то вверху этой злобной иерархии, не раз позволяя себе колкости, граничащие с оскорблениями, мог подолгу не заглядывать к ней. И она, конечно же, не была единственной. Но все же… во всех их разговорах, в их прикосновениях для нее было что-то большее… И похожее и непохожее на то, что трепетало некогда в груди ангельской девы.
Будучи светлым духом, она никогда не задумывалась о поиске друга, хотя знала, что многие и в раю переживали влюбленность и духовное единение, выбирая себе близкого. Это касалось и архангелов, и простых ангелов. У Михаила испокон веков была сокровенная подруга Агнесс, у Уриила – Зарина, множество ее знакомых ходили парами, подопечные Варахиила так вообще служили по двое. Такая дружба никогда не рождала ревности, чувства собственности, страсти обладания. Это были качественно иные отношения, не схожие с теми, что строили на Земле люди, и уж тем более далекие от преисподнего мира…
Надю тогда вполне устраивала ее жизнь в равном общении со всеми, ей было хорошо. Могла ли она знать, что когда-то испытает такое к мужчине?
Ах, да к черту!.. Краска бросилась ей в лицо, губы дрогнули. Но ее реакция лишь раззадорила генеральский аппетит до несчастий.
– Ага, я так и думал. Трудно что-то возразить на правду? Иди поспи. Должно пройти.
Надя повернулась и молча направилась вон из покоев. Ее сковала немая судорога, как будто крик о помощи. Она закрыла дверь с той стороны, отпустила ручку и вдруг схватила ее снова и рванула на себя.
– Ты – дикарь! – в голову ее не пришло ничего лучше. Она пылала яростью и мало контролировала слова. – Ты как будто ждал хорошего, чтобы его испортить!..
– Не видел ничего хорошего. И с истеричками не разговариваю. Возвращайся в свою комнату. Покорно благодарю, – он опустился за письменный стол и как ни в чем не бывало наливал себе стакан виски.
– Я вернусь! И конечно, тебе дела нет до всего этого! Какого дьявола… Даже если я люблю тебя – ведь это же ни черта не значит!..
Она готова была убраться из его комнаты и его жизни, но ее слова отчего-то возымели на него действие.
– Что, прям так и любишь?..
Он смотрел прямо, а она вынуждена была отвести взор. Боже, какой стыд… Это не должно было слететь у нее с языка. Она ведь поклялась, что не произнесет такого вслух… Будь проклят алкоголь и все это проклятое место с его проклятыми вечеринками…
– Что молчишь? Слуха лишилась или дара речи?..
Стул лязгнул по полу. Броситься наутек или остаться было для Нади одинаково плохим решением. Ноги ее застыли, как у статуи.
Алан приблизился и, взяв за подбородок, насильно повернул к себе ее лицо.
– Давно к тебе эта мысль присосалась?.. Почему в глаза не смотришь?
Пуститься в отрицание? Смело подтвердить сказанное? Слова бессмысленны перед этим убийцей душ: в таком звании она после сказанного им не сомневалась, и она сама дала ему в руки все ключи и козыри.
Надя выбрала молчание. Взглянула на него и снова отвела взор.
Алан так и остался стоять, больше ни о чем не спрашивая, и рука его была забыта на ее подбородке. Телом Нади внезапно овладела слабость, в голове все поплыло, и она тихонько издала вздох, нарушивший тишину.
– Ну все, успокоилась?.. Иди ко мне, – его тон смягчился, но едва ли она хотела сейчас его объятий.
Алан притянул к себе и почувствовал, как вяло воспротивилось ее тело.
– Брось. Я не хотел тебя обидеть.
– Нет, ты хотел… – возразила Надя. Невысказанные, невыплаканные слезы шумели у нее в висках; ничего не имело уже значения.
– Ладно, хотел. Разве ты еще не привыкла ко мне?..
Из его голоса ушла вся злоба, будто просветление настало. Он подхватил ее на руки, в который раз словно унося из одного мира в другой. В нем самом было раздвоение, словно уживались разные личности: к одной ее тянуло, да и не могло не тянуть, а другая просто уничтожала.