Надежда патриарха
Шрифт:
– Как в Ротонде, – скривил губу он.
– Только хуже, потому что отсюда некуда бежать. Чтобы сладить со всем этим, мне нужна помощь. – Мечтая о его приеме на службу, я думал, что это сработает, но сейчас не был так уверен. – Тебе известен мой стиль руководства, и ты идеальный кандидат. Помоги мне. – Мой голос смягчился:
– Пожалуйста.
– Сделаю все, что в моих силах… Но, сэр, вы делаете это не из жалости ко мне?
– Нет. – Я понял, что так оно и было. – Мне нужны офицеры, которым я доверяю абсолютно.
Сковывавшее его напряжение немного спало.
– Слушаюсь, сэр. Я
– Ты, Чарли. – Я постарался устроить это как можно более тщательно. Другим гардемаринам все было известно, но они получили приказ до поры ничего не говорить Чарли.
Он устремил на меня взгляд, полный радостного удивления.
– Вы так считаете? На самом деле? – Да.
– Господь благословит вас. – Не в силах себя сдержать, он принялся пританцовывать по палубе капитанского мостика. – Не знаю, как вас и отблагодарить!
– Между прочим, присматривай за Спиком. Его нужно немного направлять.
– Слушаюсь, сэр. – Он тряхнул головой, все еще не веря удаче. Через секунду коснулся рукой своих глаз:
– Увидите! – Он громко рассмеялся:
– Увидите, на что я способен!
Почему я принял «Олимпиаду»?
Не знаю.
В то время я перестал быть Генсеком. После военного положения людям был нужен кто-то более… милосердный. Даже находясь в отставке, я помимо своей воли оказывал бы влияние на дискуссии в Сенате, на голосования в Ассамблее. Оставшись в Солнечной системе, я не избежал бы встречи с прессой и рано или поздно высказал бы все, что думаю, о трусах, сидевших в нашем правительстве.
А куда я мог отправиться?
Уж конечно, не домой. У меня не было дома. Мою вашингтонскую резиденцию разбомбили до основания. В Кардиффе стояло кошмарное зловоние. Хотя я горячо надеялся, что Филип все же добьется своего и проведет остаток своей жизни именно там. Кроме того, я не мог снова вернуться на Землю. На родной планете мне пришлось бы жить в муках оттого, что я не способен еще раз подняться наверх, где гравитация была намного слабее.
Арлина сказала мне это первой – хотя и в сновидениях. Счастливыми в моей жизни были только дни, проведенные на капитанских мостиках космических кораблей. Дерек об этом догадывался – он сам таким же образом нашел свою смерть. То же и с Арлиной, которая надела униформу без малейших колебаний, была счастлива оказаться на службе и принесла себя в жертву, сохранив жизни сотен людей.
Даже теперь я с тоской вспоминал о своей молодости. Избыток сил, кипение жизни. Ничто не омрачало радость бытия. Но Арлина умерла, потеряна навеки. И в жизни моей отныне никогда не будет, не может быть радости. Внутри меня зияли пустота, полное отсутствие страстей. И этому сопутствовало странное ощущение свободы.
Я не мог вернуться в свою молодость, но какую-то малую часть той жизни можно было прожить заново.
– Сэр, стыковочные узлы готовы к рассоединению, – доложил пилот Ван Пэр. К моему удивлению, он выжил во время разрушения космического катера Академии, просто катапультировавшись при первой же лазерной атаке Стангера. В своем скафандре с двигателями он цеплялся к корпусу «Галактики», пока не решил, что можно безопасно перебраться на орбитальную станцию. Мне вспомнилось, что он тоже, как и
– Очень хорошо. – Я набрал номер:
– Служба слежения, «Олимпиада» готова к полету.
– Действуйте, «Олимпиада». Вектор 5–9 от станции. Удачи.
– Пилот, стартуем и держим курс на безопасное для перехода в сверхсветовой режим место.
Мое заявление об отставке с должности Генерального секретаря было передано в Ассамблею и вступало в силу с момента перехода «Олимпиады» в сверхсветовой режим.
– Сэр, мистер и миссис Катарта с детьми, – сообщил гардемарин Рафаэль Дельгадо, шестнадцати лет, франтоватый и самоуверенный. Судя по личному делу, отличник математики и навигации. Посмотрим.
– Хорошо. – Я повернулся в кресле.
– Рад познакомиться с вами. – Гектор Катарта протянул мозолистую руку.
Я пожал ее. Мы немного поболтали о его работе гидролога и агробиолога. Миссис Катарта оказалась очень симпатичной женщиной, поэтессой. Дети их, однако, были еще совсем маленькими и все время шалили. Я испытал облегчение, когда они покинули мостик, хотя придраться к их поведению не мог.
– Па! – В люк влетел Майкл Тамаров и сразу за ним – кадет Ансельм. – В вестибюле есть арочный видеосимулятор.
– Прекрасно. – Прозвучало это весьма кисло. Я не упрекнул Тэда за нарушение протокола – в этот день капитанский мостик был открыт для пассажиров. В качестве кадета Ансельм был не при исполнении служебных обязанностей, и я мог позволить ему почти все. Кроме спиртного.
– У него двойной пульт управления! – Майкл насквозь пропотел от быстрого бега. Стильный новый китель, который я сам выбрал ему в дорогом земном магазине. Я улыбнулся: у нас было вполне достаточно времени, чтобы хорошо экипироваться. Парнишка не переставал радоваться:
– Тэд играет тоже!
– Отлично. Час видеосимулятора за час физических упражнений.
Майкл разочарованно воскликнул:
– Мы ж не на базаре!
– Такова жизнь. – Если не установить такого правила, скоро он превратится в приложение к видеосимулятору со скрюченными пальцами и остекленевшими глазами.
– Вы не можете этого сделать! – Его глаза сверкали. Я ничего не ответил. Через несколько секунд он забеспокоился:
– Беру свои слова обратно, па. Я продолжал ждать.
Он пал духом:
– Сэр, пожалуйста. Извините меня. Час за час.
Я взъерошил его волосы и слегка обнял, невзирая на удивление лейтенанта и пилота, которые за нами наблюдали.
Майкл провел впечатляющую кампанию. Бессчетное количество видеопереговоров с Мойрой в Киеве и ее дочерью. Слезные мольбы, обращенные ко мне. Обещание хорошего поведения. Наконец наш договор был заключен.
Откровенно говоря, я был рад разделить с ним свою огромную, комфортабельную каюту. Обещания свои он порой не сдерживал, толку от него было мало – однако он становился все более хорошим парнем. Он не слишком часто принимал душ, заводился с полоборота, но… с каждым днем все больше походил на Алекса. Иногда вечерами я заставлял его учить стихи из Ветхого Завета, а сам в это время сидел и потягивал дымящийся чай. Не знаю, почему так сложилось. Становимся ли мы к концу дней духовными отцами?