Надежда победителя
Шрифт:
Побродив у казарм, я вернулся к зданию офицерских квартир и прошел дальше к большой тенистой лужайке.
Кадетам было объявлено, что они должны прибыть на место с десяти до четырнадцати часов. Автомобильная стоянка перед узорчатыми воротами Академии заполнялась родительскими машинами. Другие семейства подходили к воротам пешком от вертолетной площадки или железнодорожной станции. У ворот, но уже на территории Академии, гардемарины собирали первокурсников в группы и отправляли в административное здание. С этого момента начиналась их армейская
Издалека я наблюдал «душераздирающие» сцены прощания, пока один из первокуров не узнал мою примелькавшуюся в журналах физиономию и не показал восхищенно на меня пальцем. Я немедленно скрылся за деревом, развернулся и поспешил в столовую.
Обеденное время прошло, еду в столовой уже не подавали. Голод повел меня прямо на камбуз, который на земле называется, кажется, кухней. Поварята удивленно вылупились на меня, а я, не обращая на них внимания, начал лазить по холодильникам.
– Может, сделать вам сэндвичей, сэр? – предложил один из них.
– Что угодно, лишь бы съедобное, – буркнул я.
– Почему бы вам не посидеть в зале столовой? Стюард принесет вам обед.
– Ладно. – Я вышел в зал, сел за ближайший стол (он оказался кадетским), обхватил голову руками и задумался.
Начало учебного года. Половина кадетов отучились курс, другие – только прибыли. Как таким мальчишкам объяснить всю меру лежащей на них ответственности? Скоро, слишком скоро им придется защищать от космических чудищ Землю.
Вот и за этим столом завтра будут сидеть совсем еще дети. Кстати, что это за царапины? Чьи-то инициалы? Плохо сержанты делают свою работу. Вот когда я был кадетом, на столах не царапали.
– Ваш обед, сэр, – раздался голос. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Стюард поставил на стол поднос.
– Спасибо.
К моему удивлению, на подносе оказались не холодные сэндвичи, а горячее мясо с картофельным пюре и овощами, полная тарелка салата и кофе.
Не успел я пообедать, как в столовую влетел гардемарин, остановился передо мной по стойке «смирно» и отрапортовал:
– Докладывает гардемарин Антон Тайер, сэр. – Его рыжие вихры были аккуратно приглажены, униформа в полном порядке. – Лейтенант Слик просил передать, что сенатор Боланд уже у ворот и хочет с вами поговорить.
– Передай сенатору, что… Хотя, нет, подожди. – Я подошел к настенному телефону у двери, позвонил в приемную своего кабинета.
– Лейтенант Слик, сэр. Проводить сенатора Боланда в ваш кабинет?
– Что ему надо?
– Он привез своего сына.
С политиком такого ранга отношений портить не следует, но традиция есть традиция. Для нее неважно, сенатор ты или еще кто-то. Вход родителям на территорию Академии воспрещен. Одна морока с этими сенаторами.
– Пусть подождет у ворот, я сейчас к нему выйду.
– Но ведь он… Есть, сэр.
Я повесил трубку. Антон ждал моих указаний.
– Что стоишь?!
Гардемарин спешно ретировался. Я тоже бросился к двери, но вскоре замедлил шаг. Начальник Академии не лакей сенатора, чтобы бежать к нему сломя голову. Однако, проходя мимо плаца, я сменил гнев на милость и решил, что для Боланда можно сделать исключение. Если будет настаивать, приглашу его к себе в кабинет.
За воротами у обочины стояли два лимузина. У контрольно-пропускного пункта мамаша держала в объятиях своего дорогого сыночка; тут же топтался и Боланд.
– Рад вас видеть, сенатор, – приветствовал его я.
– Я тоже рад встрече, капитан. Позвольте представить вам моего сына Роберта. Роберт, это капитан Сифорт.
Долговязый четырнадцатилетный мальчишка высвободился из объятий мамаши, смущенно заулыбался, не зная, следует ли ему протягивать мне руку. Я как бы случайно заложил руки за спину, слегка кивнул ему и повернулся к папаше:
– Надеюсь, он станет хорошим кадетом, мистер Боланд.
Немая сцена между мной и его сынком не ускользнула от внимания Боланда, что отразилось в его глазах, но вежливость ему не изменила:
– Можно заглянуть в казарму, где будет жить Роберт?
– К сожалению, мне пока неизвестно, в какую казарму его записали, так что извините, – столь же вежливо ответил я. В действительности я легко мог это узнать, пройдя всего несколько шагов до КПП, где был дисплей. – Но ближе к вечеру вам обязательно сообщат, в какой он будет казарме.
– Но название казармы мне ничего не скажет.
– Все они одинаковы, – улыбнулся я.
– Вот как… Хорошо… Знаете, мы с женой так надеемся, что Роберт оправдает оказанную ему честь и докажет на деле, что его не зря приняли в Академию.
– Мне тоже хотелось бы на это надеяться. – Устав от околичностей, я повернулся к Роберту:
– Когда попрощаешься с родителями, обратись к гардемарину, он проводит тебя внутрь.
– Спасибо, – смущенно ответил он. Как же отвязаться от Боланда?
– У вас есть еще какие-то вопросы, сенатор?
– Да, хотелось бы обсудить с вами бюджет Академии. Адмирал Дагани сказал мне, что у вас по этому поводу возникли вопросы.
– Знаете… Это, конечно, действительно… – Ну я и болван! Что за околесицу несу?! Начальник Академии должен говорить твердо, решительно. – Роберт, нам с твоим отцом надо побеседовать наедине.
– Хорошо, сэр. – Парнишка отошел подальше. Теперь я мог говорить свободнее.
– Сенатор, мне понятно ваше желание осмотреть Академию, но родителям вход на ее территорию запрещен. Такова традиция, и я не могу сделать для вас исключения. Не беспокойтесь, о вашем сыне будут заботиться не меньше, чем об остальных.
– Как о том кадете, которому разбили шлем? – В глазах Боланда засветилась искренняя отцовская боль. – Поймите меня правильно, я горд за Роберта, но и очень боюсь за него.
– Не волнуйтесь, я понимаю вас очень хорошо.