Надежды и муки российского футбола
Шрифт:
Если попросить лучших игроков мира (вратаря, защитника, полузащитника и нападающего) сделать анализ какого-то момента, то даже у этих лучших игроков анализ будет в чем-то разниться, потому что они играли на разных позициях. На одну и ту же ситуацию они смотрят с разных точек зрения.
Людям кажется, что они прекрасно разбираются в футболе. Это дает им возможность соучаствовать в игре. Любой зритель, который смотрит игру (а с поля идут флюиды!) как бы играет вместе с футболистом. Зная правила, зная свои возможности, он все время ставит себя на место футболиста и с дивана возмущается: ну как он не забил, уж я бы!…
Я согласен с высказыванием одного английского тренера: «Многие говорят, что футбол – это жизнь. Это глупость! Футбол, конечно, выше жизни!»
«А вот так умеешь? А вот так сможешь?» И я делал, делал, делал. То, что не получалось, повторял и повторял много раз. Поэтому уже с детства футбол для меня больше, чем жизнь.
Начал я играть в «Спартаке» в 1955 году. Мне было тринадцать лет. Тогда была одна команда – пятнадцатилетних мальчиков, то есть на два года меня старше. Я играл за них с правого края. Стал чемпионом Москвы, лучшим бомбардиром Москвы. Моим первым официальным тренером был Александр Игумнов. И, само собой, папа. Папа вообще на протяжении всей жизни учил меня. Он меня с четырех лет учил по мячу бить. Но это, конечно, естественно: он отец. Всем азам футбола и анализу футбола меня обучил отец, это бесспорно.
В шестнадцать лет я закончил школу, и он взял меня с собой в Кишинев (он работал в «Молдове»). Буквально после двух игр (я сыграл со «Спартаком» и с «Ростовом» за дубль, забил, по-моему, мячей пять в двух играх) ребята пришли к отцу и стали просить, чтобы он поставил меня в основной состав. Отец говорил: «Ему только шестнадцать, еще рано». Они настаивали, что, мол, ничего страшного, пусть играет. В общем, я восемь игр сыграл за основной состав в Кишиневе. На следующий (1960 год) меня пригласил московский «Спартак», где я уже в первый год забил двенадцать мячей, хотя пришел в конце мая, не все игры играл сначала. А1961 год у меня прошел очень неудачно: я сыграл всего семь игр, забил два мяча, делал две операции (паховые кольца на правой и на левой ноге). 1962 год – подлечился. Это был лучший год: мы стали чемпионами СССР, я стал лучшим бомбардиром СССР, забил шестнадцать мячей. 1963 – тоже хороший год. Мы заняли второе место на чемпионате СССР, выиграли Кубок СССР. Не помню точно, забил я пятнадцать или шестнадцать мячей, а вместе с Кубком – двадцать три или двадцать четыре.
Потом, в 1965 году, случилась самая большая трагедия в моей жизни. Я на машине сбил знаменитого человека. Четыре года отсидел. После того как вышел, в «Спартак» не пошел – поехал в Алма-Ату помочь отцу в «Кай-рат», который играл в первой лиге. «Кайрат» сразу вышел в высшую лигу. Отца пригласили в киевское «Динамо», он меня приглашал с собой, но в Киев я не поехал: травма сказалась, полученная мною в лагере, травма спины (когда бревно бросали, задело по плечу). Я закончил играть в 1972 году, мне было тридцать лет. Не мог играть. Хотя меня приглашали в «Спартак».
Играя в первой сборной, я, к несчастью, все время сидел в запасе из-за Понедельника. Играл Понедельник. В чемпионатах страны за три года я забил больше, чем он за всю карьеру в чемпионате СССР. Он забил 50 мячей, я 57, что ли. А вот в играх за сборную, когда его приглашали, ему фартило больше, он забивал много. Играл он за сборную прилично, поэтому я вынужден был сидеть в запасе, хотя по классу, может быть, был не ниже его, но, поскольку он забивал, менять добро на добро смысла не было. Я играл за олимпийскую сборную, вместе с товарищескими играми где-то игр двадцать сыграл. Ну, забивал там… тоже не помню количество.
Я работал с Симоняном и с отцом. Заканчивал тренерскую карьеру с Базилевичем в 1972 году в Донецке. Учился в институте физкультуры, работал в футбольной школе молодежи в Москве, тренировал сборную Москвы. Потом, окончив институт в 1978 году, принял «Динамо». Поднял команду с восемнадцатого на четвертое место. Потом «Спартак» (Рязань) на второе место поднял – с девятнадцатого. Потом в ярославском «Шиннике» работал.
Потом работал с отцом в Баку, отец – старшим тренером, я его помощником в Высшей лиге. После этого я практически не мог ходить… ноги болели давно – наступил просто кризисный период. Организовали мы с другом кооператив, делали футбольные вымпела и прочую футбольную символику. В общем, я десять лет не был связан с футболом. Ездил иногда, играл за ветеранов – ноги болели так, что играл буквально по три-пять минут. Ребята меня выпускали, выводили просто из уважения, чтобы какие-то деньги заработал. Играть не мог, и фактически меня ждала инвалидная коляска, поскольку ноги уже не сгибались, ходить я уже не мог. Но мой старый товарищ Владимир Бениашвилли, с которым мы играли еще «в юношах» (он был председателем Общества российско-испанской дружбы), сделал меня почетным членом этого общества. Тем самым он помог мне сделать операцию: в ноги вставили американский протез. Сейчас я хожу.
Когда уже не ходил, занимался много анализом футбола. Писал в газетах. Меня пригласили не телевидение – вел репортажи. Сейчас веду их на радио «Маяк». Пригласили футбольным обозревателем в «Советский спорт». Может, еще пригласят на телевидение, хотя я разошелся с ними во взглядах: они сказали, что мои репортажи слишком профессиональны. Я не понимаю, что такое «слишком профессионально». Я считаю, что когда непрофессионально говорят, это, да, обидно, а когда «слишком профессионально» – это для меня непонятно! Но для них, видимо, эти их слова понятны. Ну вот, собственно говоря, и все. Сейчас занимаюсь этим. Причем с удовольствием делаю. Слежу за футболом. Анализирую. Вижу ошибки, вижу достижения, вижу организацию нашего футбола.
Футбол помог мне выжить в тяжелейших условиях, в которые я попал в связи с аварией и заключением. И только вера в то, что я могу вернуться в большой футбол и, даже если я выйду в тридцать лет, поиграю хотя бы два-три года – именно эта вера придавала мне и жизни, и жизненной стойкости. Я думаю, что для меня футбол – это больше чем жизнь. Это не слова, это действительно так, несмотря на то, что я отлично понимаю, что это все-таки только игра. Это игра для всех остальных людей, а для меня и еще для многих профессионалов, которые действительно отдали футболу всю жизнь, это никакая не игра, это сама жизнь и есть. Это больше чем жизнь. Мы служим этой игре. Служим для того, чтобы было приятно людям, которые смотрят футбол. Так же, как артисты. Для артиста жизнь – это сцена, для нас жизнь – это футбольное поле. Мы служим этому делу, для того чтобы кому-то в течение полутора-двух часов было просто приятно посмотреть, пообсуждать, поговорить, подумать.
Я думаю, что все характеристики футбола, которые здесь собраны: непредсказуемость, результат, сама игра, игроки, импровизация, игровая дисциплина, мастерство игроков – они все важны. Конечно, непредсказуемость – главное. Я, например, не люблю смотреть в записи игру, счет которой мне уже известен. При этом я все равно буду смотреть как специалист, обращая больше внимания на специфические ходы, на какие-то моменты игры. Но непредсказуемость трогает. Конечно, сказочность футбола в его непредсказуемости. Это, может быть, единственная игра, которая столь непредсказуема. Есть сотни примеров, когда более слабая, заведомо более слабая команда обыгрывала сильную. Именно в этой непредсказуемости прелесть футбола. «Реал» сегодня бесспорно является лучшей командой мира, потому что там собраны лучшие, самые дорогие игроки мира, а «Реал» (Мадрид) три года не может у себя выиграть первенство Испании! Это значит, что, даже собрав лучших игроков мира, отнюдь не все можно выиграть. Нет! Футбол – это другая игра. Он очень и очень многогранен. Кроме мастерства игроков, в нем важен и волевой настрой, и физическая подготовка, и много-много других качеств. То и дело вмешивается Его Величество Случай. В этой непредсказуемости и есть прелесть футбола. Даже болельщик самой слабой команды, заведомо зная, что она слабее, все равно надеется на чудо. И это чудо иногда в футболе совершается! Вот за это и любят футбол.