Надежды, разочарования, мечты…
Шрифт:
Позже Петров, хоккеист, щедро одаренный природой, наверстывал, добирал на площадке, в матчах чемпионата страны упущенное летом и в начале осени, но в скольких матчах он играл значительно хуже, чем мог бы, в скольких матчах его слабую предсезонную подготовку должны были компенсировать Борис Михайлов и Валерий Харламов, «отрабатывавшие» за своего центрфорварда.
Такая позиция игрока, стремившегося быть «над всеми», порождала конфликтные ситуации в команде.
Владимир говорил мне: «Я знаю лучше всех, сколько мне надо тренироваться». Или: «Я могу нарушать
Замечу, что у всех выдающихся хоккеистов есть свои взгляды на хоккей, которые они горячо отстаивают. Это хорошо. И если кому-то из игроков удается убедить меня в своей правоте, я соглашаюсь, ничуть не опасаясь, что это подорвет мой авторитет. Собственное мнение может и должен иметь каждый. Но истинность мнения всегда проверяется практикой. И если практика не подтверждает особую точку зрения, то, кажется мне, есть смысл взглянуть на нее более критически, есть смысл прислушаться к мнению другой стороны.
Петров вел себя в коллективе как отдельный коллектив.
Конечно, все выдающиеся спортсмены, а Владимир, безусловно, был прекрасным хоккеистом, – сложные личности. Их необычность и создает их неповторимость. Но в любом коллективе есть свои законы, нарушать которые не позволено никому, даже самым ярким личностям, даже лидерам этого коллектива. Для Петрова же всегда самым интересным и самым главным было его «я».
Работать с Петровым оказывалось непросто.
Не потому, что трудно было с ним справиться, приструнить его. Главная задача заключалась в ином – Петров был нужен тренеру как помощник. Он призван был играть важнейшую роль в жизнедеятельности коллектива: вместе с Борисом Михайловым и Владиславом Третьяком, с Валерием Харламовым и Геннадием Цыганковым, с Владимиром Лутченко и Владимиром Викуловым ему предстояло опекать, учить молодых, передавать им традиции ЦСКА, сохраняя за командой из года в год звание чемпиона.
Убежден, что сейчас, работая вторым тренером ленинградского СКА, он не позволит кому-либо из своих воспитанников занимать такие позиции, которые отстаивал он сам, играя в ЦСКА. Понятно, что для публичного признания в пересмотре своих взглядов требуется немалая смелость, но я верю, что Владимир рано или поздно такой шаг сделает. Большому мастеру многое по плечу.
Работая уже с новым тренером, армейцы какое-то время по-прежнему мысленно возвращались в прошлое. Вспоминали прежних своих тренеров.
Не раз слышал я, как меня сравнивают с Тарасовым.
Странная затея!
Как бы ни был силен Тарасов, я ведь не могу его повторить. Мы – разные. Да и не может быть уже возвращения к принципам и методам работы Анатолия Владимировича. Время ушло. И хоккей сегодня иной, и требования к хоккеистам иные. И если бы вернулся я в Ригу, то команда работала бы с новым Тихоновым, не с тем, с каким прощалась она в 1977 году.
Команда постепенно привыкла к новому тренеру и – главное – к новым принципам и требованиям, к новому режиму работы. Неожиданно у меня появились и союзники. Правда, стараясь помочь мне, поддержать меня, они порой перегибали палку.
Когда один из руководителей перешел в «мой лагерь», поверил, что требования тренера не причуды, что и вправду хорошо бы навести в команде порядок, он с изумлением спросил меня:
– Что же, вы и с Петровым воевать собираетесь? Зряшное это дело и неперспективное. С ним сражались и Тарасов, и Кулагин, и Локтев, и все впустую… Так что если вы действительно хотите решительных мер, то вам надо именно Петрова в первую очередь гнать… Тогда и остальные, менее знаменитые, задумаются…
Признаться, я тогда даже чуть опешил.
– Нет, – объяснил я, – вопрос так не стоит… Прежде чем принять решение о судьбе того или иного спортсмена, я должен ближе познакомиться с ним. В повседневном общении. Не на собрании. Отношения нового тренера с командой складываются в работе. В черновой работе. Пройдет несколько месяцев, проведем мы десятки тренировок – тогда и решать можно будет, не боясь ошибиться… А первые впечатления могут быть и обманчивыми…
Думаю, это очевидно: прежде чем судить о человеке, надобно разобраться в нем. Самому. На основе личных наблюдений и собственных отношений с этим человеком, а не на основе рассказов, пусть и самых достоверных.
Ну а если тот или иной человек не может не насторожить, если и вправду дурные его качества очевидны? Расставаться с ним? Стоп! Подождем с выводами. Тем более с «оргвыводами».
За время работы в должности тренера у меня накопился немалый уже опыт, которому я и следую. Стремлюсь максимально использовать в интересах команды всех игроков, пусть даже с трудным или просто с дурным характером. Характер не есть что-то данное раз и навсегда, бывает, и характеры меняются, мягчают, улучшаются.
О своих требованиях я говорил команде не потому, что хотел с кем-то расстаться, а потому что должен был познакомить ребят с собственными взглядами на отношение к делу.
Конечно, я с самого начала слышал дурные отзывы о двухтрех игроках, но я хотел разобраться с ними сам. Все то же правило: если не будет к ним претензий, то вся их прежняя дурная репутация останется для меня не более чем печальным эпизодом из их прошлого, которое сегодня они сумели преодолеть.
Равная ответственность
Начиная работать в ЦСКА, не уставал напоминать, что тренер и хоккеисты – единое целое. У них равная ответственность за все, чем живет коллектив и что в нем происходит.
Если команда проиграла, то виноваты в этом, считаю я, не только те, кто был на поле, но и тренеры.
Часто спортсмены крайне болезненно воспринимают оценку, которую их игре дают в печати тренеры. Как правило, это происходит, если тренер непоследователен в своих суждениях. Если неясны критерии его оценок. Если он руководствуется в своей оценке только результатом: выигран матч – все хорошо и все хороши; проигран – надо отыскать «стрелочника» среди спортсменов – главного виновника неудачи.