Надежный человек
Шрифт:
— …Поскольку Антонюку, побывавшему у них в лапах и устоявшему на допросах, якобы будет легче пробраться к нам…
— Не смей, Сыргие, поносить Антонюка, не смей! — Кику даже на минуту остановился. — Не смей, понимаешь?
— Я и не думаю клеветать на него. — Волох, идя следом за Илие, легонько подтолкнул его. — Делай шире шаг, мы не на прогулку вышли…
— Вот что я тебе скажу, — сохранив равновесие, Кику так и не тронулся с места. — Антонюка они бросили в подвал, чтоб сожрали крысы, — надеюсь, слышал о таком приеме? Я сам видел его одежду,
— Понимаю. И все же его нужно немедленно отстранить, убрать. Оборвать любые связи, чтоб ничего–ничего не знал о наших делах. Если хоть одна подпольная квартира известна ему, от нее нужно срочно отказаться. Он — ловушка, которую они нам подставляют.
— Я полностью доверяю Антонюку, — твердо сказал пекарь.
— Вот как? — нетерпеливо воскликнул Волох. Именно на твое доверие он и рассчитывает. Плюс ореол героя, каким вы окружили его. В нужное время он и представит информацию своему благодетелю Фурникэ… Как я только что сказал? — попытался припомнить он. — Их ставленник? Хлыщ? Просто пугало, которым стращают дурней. Ничего более. Но откуда у тебя подозрение, что его могут арестовать? Тоже от хозяйки Лилианы? Признавайся.
— Признаюсь: от нее, — подтвердил Илие, как будто его поймали на чем-то нехорошем. Он еще хотел прибавить что-то, но Волох не дал.
— Стоп! Подожди, — поспешно, нетерпеливо проговорил он, стараясь не упустить мысль. — Прежде всего объясни мне следующее: как и где именно ты с нею разговаривал? И откуда известны этой женщине факты, которые она тебе сообщила? Значит, этой ночью, да? И ты даже думаешь, что одновременно с Лилианой взяли и этого хлыща Фурникэ? Да ты просто ходил у нее под окном, поскольку тревожишься за нее. Ходил под окном, опасаясь, как бы невзначай не арестовали твою Бабочку…
— Да, Сыргие. После того как мы разошлись, я…
— Соскучившись, направился… Ясно! — Он остановился, внимательно оглядывая улицу. — Какое сегодня число: четное или нет? — Он допустил неосторожность, посмотрев на часы, однако тут же спрятал руку в карман. — Дойдем до угла и разойдемся. Ты пойдешь в одном направлении, я — в другом.
— Хорошо, — согласился Илие, словно впереди, в указанной Волохом стороне, его ждало тяжкое наказание.
— Вот что следует сделать: кому ты можешь передать — еще сегодня — все твои связи? Хотя бы из твоей бригады?
— Иону Агаке.
— Впрочем, нет, пока дело не прояснится, пекари не подходят.
— Агаке, — машинально повторил Илие.
— Слышал, слышал! Нет, лучше передай Гаврилэ. Ах да, ему тоже нельзя. С ним вообще избегай встреч. Ты не знаешь его, никогда в жизни не видел! Значит, Агаке. И на этом твоя работа временно прекращается.
— Понятно. — Даже и сейчас Илие надеялся каким-то образом задобрить Волоха, хотя понимал, что шансов на это почти не было. — Почему ты так говоришь: временно, временно?
— Потому что пока ты в самом деле отстраняешься на время. Повторяю: пока. Значит, так… Старайся не
— Ничего, ничего, все будет в порядке, — сдавленно проговорил пекарь. — Никогда больше не переступлю твоего порога.
— Пока мы не позовем тебя, — вновь попытался успокоить его Волох. — Потому что, кто знает, быть может, в какой-то день я прибегу к тебе в пекарню и попрошу кусок хлеба, теплого, только–только из печи. Надеюсь, не откажешь? Ну вот, — вернулся он к прежнему разговору, чуть заискивающе улыбнувшись, как будто извиняясь за неуместную шутку. — Подожди, в свое время получишь известие… посмотрим. Пока же… Пойми: они подставили тебе ловушку! Знают, конечно же знают, что ты любишь ее…
— Короче, пожалуйста, — недовольно прервал Кику. — Я уже и так понял, что ты потерял ко мне доверие.
— Речь идет о большем: о нашем деле. Или тебе хочется стать слепым орудием в руках сигуранцы?
— Я верю и в Лилиану, и в Антонюка. И не только в них, — твердо, непреклонно договорил Кику, — В партии не одни ангелы — это ты у нас точно свежевыкупанный младенец. Другие заслуживают доверия не меньше, чем… Какого черта скрывать: чем ты, товарищ ответственный!
— Ты прав, я ничуть не чище других, — проговорил Волох. — Ничуть. Но именно поэтому должен быть тверд и непреклонен. Неужели ты не можешь понять меня, Илие?
— Насчет того, кому должна доверять партия, — возразил Кику, — будем судить по делам. По делам, товарищ ответственный!
Они подходили к перекрестку, и Волох напомнил:
— Ты пойдешь в эту сторону! — Но, увидев, что Кику сворачивает не туда, добавил: — Ну хорошо, иди в ту. Я пойду в эту.
XVI
На лице у Кыржэ, в особенности когда он был на людях, неизменно сохранялось фальшивое, лицемерное выражение, однако кто мог видеть его в тюрьме, где содержались заключенные? Лилиана спала, обессилевшая и изнуренная. Как только девушку арестовали, она объявила голодовку, и сегодня пошел ее четвертый день.
Он мог бы разбудить арестованную, но почему-то не торопился. Сидел на краю узкой железной койки, слегка наклонившись на один бок, и жестким тяжелым взглядом смотрел на исхудавшее, болезненно бледное лицо, по–детски приоткрытый рот, белые, лишенные блеска зубы, обескровленные губы… Один только высокий девичий лоб, еще отливающий белизной,, и напоминал прежнюю Лилиану, такую живую, симпатичную, немного взбалмошную. Она лежала съежившаяся, безжизненная, не шевелилась и не вздыхала во сне, даже дышала совсем неслышно.