Надо – значит надо!
Шрифт:
Мы сидим «офицерском клубе», комнатушке со столом, стульями и электрическим самоваром. Чайная комната, типа. Она небольшая, человек на десять максимум. Гуревич организовал. Они здесь заливают тяготы службы, я так понимаю.
— Да ну его, плов этот, — усмехаюсь я. — Белоконь видели какой замороченный? Принципиальный и кристально чистый. Ему все эти проявления панибратства с солдатом, как серпом по… шарикам. Солдат должен службу нести, а если он с офицерами тусуется, значит поблажки себе зарабатывает. Стало быть его надо поленом по хребту.
—
— А мне с ним ещё хрен знает сколько служить. Так что леший с ним, с пловом. Я за свою жизнь его столько съел, что могу вполне и обойтись разок.
— Слушай, я поговорил с Гуревичем, он тебя переведёт на следующей неделе сюда в клуб. Помощником библиотекаря. Или писарем.
Я смеюсь.
— Нет, не надо в клуб. Буду на заставе служить. Я уже прижился. Отбой дайте. Я ж каждый вдох на благо родины, так что не надо.
— Точно?
— Абсолютно. Дело принципа.
— Из-за Белоконя что ли?
— Неважно, Виталий Тимурович. Пусть будет, как есть. Давайте, о делах. Я вас поздравляю со звёздочкой. Понимаю так, что Андропов вас к себе вызывал, да?
— Вызывал.
— Предложил?
— Место Злобинского зама? Да, предложил.
— Поздравляю. Вы же согласились?
— Согласился, — морщится он. — Но сказал, что надо замену подобрать.
— Кого рекомендуете вместо себя?
— Не знаю, честно говоря… Думаю пока. Проблема. Парней надёжных много, но на сто процентов я не уверен, что потянут.
— Толян?
— Тактик, скорее, не стратег. Хороший парень, но молодой больно. Горячий.
— Давайте, не затягивайте с заменой. Нужен человек надёжный на сто процентов и умный. Когда выберете, пришлите сюда. Я должен с ним пообщаться. Взаимопонимание, сами понимаете.
— Да, понимаю, конечно. Постараюсь кого-то, кого ты знаешь…
— Как Злобин воспринял, что вас к нему в замы прочат? Вы с ним встречались?
— Ну… как сказать… немного напряжённо. Встречался, да.
— Сходите к нему ещё раз и привет от меня передайте. Скажите прямо, он оценит, я думаю, что со временем, когда он уйдёт в ЦК, нам нужен будет свой человек в «конторе». Скажите, что никакой своей игры вы вести не планируете. Ещё скажите, что вы на сто процентов его человек. Пусть не дёргается и не волнуется.
— Это так и есть на самом деле?
— Нет, Виталий Тимурович. Вы только мой человек. А я ваш. Вот и вся теория заговора. Понимаете? Я верю вам и Большаку. На сто процентов. Больше никому. Парням своим тоже верю, но это другое.
— От Большака привет тебе, кстати. И от супруги.
— Давайте, — усмехаюсь я.
— Приветы? Отдам, не переживай.
Мы пьём чай, ведём беседу, а через час, минута в минуту, заглядывает Белоконь.
— Товарищ полковник, разрешите войти.
— Давайте, Василий Тарасович, без чинов. Сейчас я не на службе. Заходите. Что, пора ехать уже?
— Так точно, — кивает мой начальник.
— Хорошо. Мы уже закончили практически.
Прощаемся стоя у машины. Скачков передаёт мне целый чемодан с гостинцами. Я закидываю его в машину. Белоконь забирается на пассажирское сиденье, а я ещё раз коротко говорю, Тимурычу, как построить разговор со Злобиным и что нужно делать. Передаю приветы Наташке и Платонычу. Ну, вот вроде и всё. Кажется, ничего не забыли. Если что, дежурный торчит в Наушках. Все срочные сообщения можно передавать через него.
Потом мы пожимаем друг другу руки, обнимаемся.
— Думаю, в феврале приеду. Так что держитесь там. Не забывайте о региональной работе. Не мне вас учить, но сейчас в этом плане нужно предпринимать активные действия.
— Предпринимаем, Егор. Я договорился с Гуревичем, он будет тебя отпускать в командировки, если что-то экстренное случится.
— Не случится, — хлопаю я его по плечу. — Всё будет хорошо. Парням привет. Ладно, я пошёл. Мне ещё ехать почти час.
— Давай, — кивает он. — Удачи.
Я сажусь за руль и мы выезжаем. Белоконь долго молчит. Я тоже его не дёргаю. Наконец, он сам нарушает тишину.
— Кто ты такой, Брагин, а?
— В каком смысле, товарищ майор?
— Целый, бля, полковник стоит и выслушивает твои распоряжения. Это как, вообще? Только под козырёк не берёт.
— Да, какие распоряжения, что вы. Мы же практически родственники.
— Нет, такие вещи я вижу.
— Товарищ майор, — хмыкаю я. — Я службу нормально тяну? Особых условий не требую? Приказы ваши чётко исполняю?
Он молчит.
— Ну а что вам ещё надо? У каждого своя задача и круг сведений, которые ему положено знать, согласны? Вы же сами на этом настаивали, как я понимаю.
Белоконь едва заметно пожимает плечами.
— Ну, а что вам покоя не даёт? Всё, как вы хотели. Я рядовой, вы майор. Отношения прозрачны и максимально понятны. Думаю, нам с вами этого должно хватить. У вас, насколько я понимаю, есть своя история взлётов и падений, у меня своя. Хотите, чтобы я рассказал? Но тогда и вам придётся мне рассказать, почему вы до сих пор майор и начальник заставы. Правда, в этом случае наши с вами отношения основательно выйдут за рамки устава.
Он ничего не отвечает. Может, переваривает, а может, спит.
После этой поездки он оставляет меня в покое. Не возражает против гостинцев, регулярно доставляемых моими людьми и против добрых отношений, которые складываются у меня с лейтёхой и старшиной. Хотя по взгляду его я вижу порой, что его от этого коробит. Не нравится, что я коррумпирую офицеров и прапорщиков. Что ты вообще о коррупции знаешь, друг мой…
В общем, дни летят, за рассветом закат. Туда-сюда, и я сам не замечаю, как появляются белые мухи, а потом и новый год подкрадывается. В Наушках вроде бы снег, а на охраняемых просторах белая позёмка и тёмные замёрзшие песчаные и каменистые холмы, скалы и лёд. Мороз трещит, а снега почти нет. Кайфа в этом мало, но что делать, граница должна быть на замке.