Надо – значит надо!
Шрифт:
Наряды, стрельбы, тренировки. Я стал здоровеньким, выносливым и вообще крутым чуваком, образцовым пограничником. Наташка приезжала, Скачков, Платоныч. Гурко звонил и Злобин, правда, как частные лица, с вызовом на переговорный пункт и эзоповым языком. У Белоконя время от времени подгорает, но он держится, не лезет.
Перед новым годом у старшины скапливается неслабый запас деликатесов. Солдат Новый год любит, значит надо его порадовать. Вечеринка будет что надо, грандиозной. Правда, безалкогольной. Я бы мог пацанов подогреть, и они неоднократно
За день до Нового года у меня выпадает выходной, а в новогоднюю ночь дозор. Дозор будет усиленный, враги не дремлют, надеются, что мы бухать будем. Ну, в общем, такие вот дела. Я нахожусь в казарме, сижу в бытовке, украшенной бумажными снежинками и блестящими гирляндами. Даже ёлочка имеется. Заходят Белоконь с Козловским.
— Товарищ майор, разрешите в Наушки съездить, — просит старлей.
— Нет, — категорично отказывает майор. — Меня Гуревич вызывает. Там сабантуй будет для офицеров. Так что ты остаёшься за меня. Я бы не поехал, да нельзя никак, он и так на меня бочку катит. Пошли кого-нибудь. Вон, смотри, Брагин от безделья мается. Книжку читает.
— Егор, — окликает меня старлей.
— Я!
— Можешь за Славкой сгонять?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отвечаю я.
— Вы когда вернётесь, товарищ майор? — спрашивает он.
— Завтра теперь уже, там же, сам понимаешь, гудёж будет основательный. Я сам за рулём поеду.
— Понятно. Ну, Егор, давай тогда, смотайся. Пойдём, я тебя провожу.
Я надеваю бушлат, шапку и иду к «буханке». Он — за мной. За Славкой смотаться я всегда пожалуйста. Сегодня уже Наташке не позвоню, конечно, почта скоро закроется, но проветрюсь немножко. С красоткой прокачусь. В общем, я получаю наставления и выезжаю.
Сегодня метёт снег, поэтому мороз отступает и настроение становится предпраздничным, хоть и без мандаринов. Пока без мандаринов. В каптёрке-то у нас припасено. От снега делается светло, хотя и непонятно, куда ехать. Лучи фар подпрыгивают, пробивая метущуюся, прыгающую и кружащую канитель крупных и частых снежинок. Я еду спокойно, не тороплюсь. У таможни сегодня корпоратив, но по словам старлея, он уже должен закончиться. В случае чего подожду с полчасика. Без бэ, как говорится.
Подъезжаю к зданию таможни. Дежурные меня знают уже и всегда пропускают. А сегодня и подавно. Новый год шагает по планете. Все добрые и бухие.
— Петрович, я пройду? — спрашиваю я.
— Давай, — машет он широким жестом.
В фойе на полу коричневая каша нанесённого и почти растаявшего снега. Дверь полностью не закрывается, поддерживая холодок, не дающий этой каше превратиться в чёрную лужу. На полу стоит пустая бутылка из-под советского шампанского, на двери переливаются косо прицепленные «дождики».
— А где? Не закончилось ещё?
— Закончилось, по кабинетам разошлись уже, — кивает дежурный, и я прохожу в дверь и поднимаюсь по лестнице.
Музыку слышу уже тут.
Прощай, со всех вокзалов поезда уходят в дальние края…
Актуально. Вот разошлись, разгулялись ребятки. Подхожу к отделу и заглядываю внутрь. Картина, честно говоря так себе. Музыка орёт, в комнате всего четверо — Слава и трое её коллег. Двое по бокам, один перед ней. Анус, конечно. Он наступает и пытается влить ей в рот шампанское.
— Давай-давай-давай! — пьяно, азартно и громко приговаривает он. — Нельзя не уважить коллег!
— Здравствуйте, товарищи! — громко и чётко говорю я и, подойдя к магнитофону, выключаю музыку. — С Новым годом! Станислава Сергеевна, собирайтесь, нужно ехать погода портится.
— Э! — недовольно оборачивается её начальник.
Ну и рожа у него. До чего же противная.
— Включи! — присоединяется тоже неприятного вида мужик. — Чё за дела, солдатик! Тебя кто вообще пустил сюда?
— Отойдите, пожалуйста, товарищи, — командую я.
— Меня муж ждёт, — пытается вырваться Славка.
— Какой, нахер, муж? — ухмыляется её начальник. — Сегодня мы трое и есть твой муж.
Он пьяно ржёт и коллеги его поддерживают дружным смехом.
— В такую погоду мы её не отпустим, — заявляет третий кент.
— Дядя, ты дурак что ли? — говорю я. — Тебя муж её на куски порвёт.
— А ну-ка, — вдруг багровеет Анус, — пошёл на*уй щенок, а то я и тебя на шпиль насажу. Никуда она не поедет! Тебе не ясно? Её начальник не отпускает. Непогода, бл*дь! И Новый год, сука! А это значит, что мечты сбываются, на*уй! Мои, бля, мечты! Завтра приедет. Заночует в служебном помещении. Снег закончится и приедет, чё непонятно?
— Пацана нельзя отпускать, — машет головой третий чувак и второй с ним соглашается.
— Никак нельзя.
— Ну не отпускайте! — кивает Анус и кладёт жирную лапу Славке на грудь.
Она вскрикивает, дёргается, но второй, с быдлячей рожей хватает её за руку. Она снова начинает вырываться и Анус обхватывает её руками, прижимая к себе.
— Вы чё, совсем поехали, дебилы?!
Бля… гнев. Это порок, я знаю, ну а что делать в этой ситуации? Уговаривать? Типа, пожалуйста, прекратите? Или что, кричать, мол, вы не имеете права?
Третий кент, тот что, похоже, соображает лучше остальных, который сказал, что меня нельзя отпускать, хватает бутылку и бросается на меня. Серьёзные, бляха, чуваки! Идут ва-банк. Дебилы тупорылые.
Я делаю шаг навстречу и основанием ладони вбиваю нос ему в башку. Раз, и всё. Он останавливается, и громко хрюкнув, тут же валится на пол. Как мешок с картошкой. Анус с налитыми кровью глазами поворачивается ко мне и, вытянув губы трубочкой, делает шаг. Бляха, здоровый жиробас. Хряк на полтора центнера. Такой раздавит и не заметит. Он расставляет руки и кидается на меня.
Херак в кадык. Херак в нос. Херак по бубенчикам.
— Ну что, сука толстомордая, дошло до тебя? — спрашиваю я.