Надвигается беда. Механизмы радости
Шрифт:
— О! А почему бы и нет? — удивилась мисс Фолей. Вилли сильно покраснел.
— Да мы просто… просто беспокоились. Эти проклятые карнавальные зеркала!
— Ерунда! Я уже и забыла о них. Может, войдете? — она все еще распахивала перед ними дверь.
Вилли шаркнул ногой и уже собрался ответить, но замер. Занавеска позади мисс Фолей колыхнулась и обвисла, как темно-синий дождь, летящий наискось в дверном проеме. В том месте, где капли неподвижного дождя почти касались пола, торчали маленькие запыленные сандалии. Где-то за занавеской слонялся, видно, и сам недавний злой беглец.
«Злой? — опять
— Роберт? — мисс Фолей обернулась к дождевой завесе. Потом она взяла Вилли за руку и ввела в квартиру. — Роберт, иди познакомься с моими учениками!
Сквозь синие дождинки просунулась песочно-розовая рука и словно пощупала, какая там, в прихожей, температура.
«Вот беда-то! — успел подумать Вилли. — Счас он ка-ак на меня глянет, и тут же поймет все. У меня же эта карусель прямо в глазу отпечаталась, как… как от молнии!»
— Мисс Фолей, — с трудом произнес Вилли.
Сквозь тускло мерцающий занавес непогоды выглянуло розовое лицо.
— Мисс Фолей, мы должны сказать вам ужасную вещь…
Джим ударил его по руке. Сильно ударил. Вот уже следом за лицом и тело проскользнуло через текучий полог. Мальчик. Стоит. А позади шуршит тихий дождь.
Мисс Фолей слегка подалась вперед, к Вилли. Она ждет. Джим больно ухватил за локоть, тряхнул. Вилли сбился; вспыхнул и вдруг выпалил:
— Мистер Крозетти!
Внезапно перед его мысленным взором совершенно отчетливо всплыла бумажка в окне парикмахерской. Там было написано: «Закрыто из-за болезни».
— Мистер Крозетти, — зачастил Вилли, — он… он умер!
— Как? Парикмахер?
— Парикмахер? — ахнул рядом пораженный Джим.
— Вот, видите? — Вилли зачем-то потрогал себя за голову. — Это он стриг. А сейчас мы шли там… и написано… а люди сказали…
— Какая жалость! — мисс Фолей попыталась незаметно подтащить к себе поближе розоволицего мальчишку. — Мне, право, жаль. Мальчики, познакомьтесь, это — Роберт, мой племянник из Висконсина.
Джим протянул руку. Племянник с любопытством исследовал ее.
— Чегой-то ты на меня уставился? — спросил он.
— Кого-то ты мне напоминаешь, — протянул Джим. «Джим!» — мысленно завопил Вилли.
— О! Ты на дядюшку моего здорово похож, — нарочито спокойно закончил Джим.
Глаза племянника метнулись к Вилли. Что было делать? Пришлось сосредоточенно изучать пол под ногами. «Нельзя же, в самом деле, дать ему посмотреть мне в глаза, — думал Вилли. — Там же кто хочешь увидит эту сумасшедшую карусель!» Его так и подмывало напеть мотив той музыки-наоборот. «А все-таки надо, — думал он. — Пора. А ну-ка, посмотри на него!» Вилли поднял глаза и в упор взглянул на мальчишку. Бред, дичь, чушь собачья! Пол качнулся под ногами и поехал в сторону. Розовая праздничная маска безупречно изображала милое мальчишеское лицо, а сквозь прорези странно светились глаза мистера Кугера, глаза пожилого человека, яркие, острые звезды из тех, чей свет добирается до земли миллион лет. Сквозь маленькие прорези для ноздрей входит теплый воздух, а вырывается ледяное дыхание мистера Кугера! И леденцовый розовый язычок — точь-в-точь такие продают на праздник в день святого Валентина! — едва заметно шевелится, быстро-быстро, за розовыми сахарными зубами. Из-под маски зрачки мистера Кугера чуть слышно пощелкивали, как объектив у «Кодака»: линзы то вспыхнут, то пригасятся диафрагмой. Вот он нацелился на Джима. Щелк, щелк! Прицелился, навел фокус, щелкнул, проявил, высушил, — и Джим лежит на своем месте в картотеке. Щелк, щелк!
Но ведь это только мальчишка стоит в прихожей рядом с женщиной и двумя другими подростками… Джим тоже не сводит с него глаз. Лицо неподвижно. Он тоже фотографирует этого Роберта.
— Вы ужинали, мальчики? — пропела мисс Фолей. — А то давайте с нами. Мы как раз садимся…
— Нет, спасибо, нам пора идти.
Все уставились на Вилли, словно удивляясь, почему бы ему не остаться здесь навсегда?
— Джим, — забормотал Вилли, — у тебя ведь мама одна дома, она же ждет…
— Ой, верно, — с неохотой протянул Джим.
— А я знаю, как мы сделаем! — племянник выдержал паузу, чтобы все повернулись к нему. — Приходите к нам на десерт, а?
— На десерт?!
— А потом я возьму тетю на карнавал, — племянник поглаживал мисс Фолей по руке, и она нервно засмеялась.
— Как «на карнавал»? — подскочил Вилли. — Мисс Фолей, вы же говорили…
— Ах да, это глупость была, я напугалась, — произнесла неуверенно мисс Фолей. — Сегодня, в субботнюю ночь, самое время для карнавала. Я вот обещала Роберту показать окрестности…
— Ну, придете? — спросил Роберт, все еще не отпуская руку мисс Фолей. — Попозже?
— Здорово! — воскликнул Джим.
— Джим! — попытался вмешаться Вилли. — Нас ведь целый день дома не было. А у тебя мама больна.
— Да? Я и забыл, — Джим ядовито покосился на друга.
Щелк! Племянник сделал рентгеновский снимок их обоих. На этом снимке, конечно, видно, как трясутся холодные косточки внутри теплой плоти. Роберт протянул руку.
— Ну, тогда — до завтра? Увидимся возле балаганов.
— Отлично! — Джим сгреб и потряс маленькую руку.
— Пока! — Вилли выскочил за дверь, постоял, качаясь, сделал отчаянное усилие и повернулся к учительнице:
— Мисс Фолей…
— Да, Вилли?
«Не ходите с ним никуда! — думал Вилли. — Даже близко не подходите к балаганам. Сидите дома, ну, пожалуйста!» Вслух же он сказал:
— Мистер Крозетти умер.
Она кивнула и пригорюнилась, наверное, ожидая, что Вилли сейчас заплачет. И пока она ждала, Вилли выволок Джима наружу, и входная дверь отрезала их от женщины и мальчишки с розовым лицом и с глазами-объективами, которые все щелкали, фотографируя двух таких непохожих друг на друга ребят.
Пока они в темноте нащупывали ступени, в голове у Вилли снова завертелась карусель, зашелестела жестяная листва дубов. Он с трудом выговорил:
— Джим! Ты ему руку пожал, этому Кугеру! Ты же не собираешься встречаться с ним?
— Это — Кугер, точно, — деловито заговорил Джим. — Глаза его. Эх, если бы я встретился с ним сегодня ночью, мы бы все выяснили. И какая муха тебя укусила, Вилли?
— Меня? Укусила? — Они добрались до конца лестницы и разговаривали яростным шепотом. Вот и улица. Оба задрали головы. В освещенном окне маячила маленькая тень. Вилли вдруг встал как вкопанный. Наконец-то музыка у него в голове перевернулась как надо. Он прищурился.