Наедине с футболом
Шрифт:
Наши с ним отношения сложились не сразу. Давным давно был матч, играло его «Динамо», играло плохо, и он непрерывно привставал со скамейки и, сложив ладони рупором, выкрикивал какие-то напрасные заклинания, вроде: «шире играйте!», «возьмите поплотнее!» и т. п. С трибун его заметили, и кто-то зычно, под дружный смех, отчеканил: «Учить надо было раньше!» Я, тогда еще молодой журналист, посчитал возможным в отчете привести этот «выигрышный» эпизод.
Спустя несколько дней Якушин на стадионе нашел меня, представился (мы не были еще знакомы) и, не повышая голоса, наговорил мне, опешившему, дерзостей. После этого наши отношения были натянутыми. До матча Англия – СССР в Гетеборге
Я не упустил случая в тот же вечер с наивным видом спросить Якушина: «Что это судья к вам придирался?»
После этого мы как бы признали друг друга.
Человека, который был бы больше от мира сего, от футбольного мира, трудно вообразить. Никакой он не теоретик, даже сторонится дискуссий, словно боясь быть пойманным на лишнем, неточном слове. Однако он необычайно дотошный слушатель и читатель, запоминает и, когда нужно, цитирует почти дословно. Спросил я его как-то, нет ли у него претензий к репортерам, пишущим отчеты о матчах. Он ответил, недолго думая: «Забывают сообщать, в каком состоянии было поле…»
Напрасно допытываться, сторонник каких он идей, тенденций и направлений. Якушин усмехнется, покашляет в кулак и шутовски передернет плечами: «Я за все, что обеспечивает победу, нужный команде результат. Игра ведь для того и ведется, неправда ли? Отсюда и идеи…» И усядется, сложив руки на животе, с отсутствующим выражением лица: «Не спрашивайте, сделайте милость, ничего больше пе выпытаете».
Странное дело, бывало, толковали мы с ним часами, а расходились, и я не мог избавиться от ощущения, что до самого интересного так и не добрался. Сначала я объяснял это его страстью «потемнить». А потом понял, что наиболее ценные якушинские секреты, владея которыми он и прославился, настолько специальны и конкретны, что ему и в голову не приходит толковать о них с журналистом.
Для Якушина футбол как отвлеченная материя как бы и не существует. Он для него всегда выглядит матчем его команды с другой командой, имеющей название, историю, свои турнирные интересы, составленной из одиннадцати игроков, наделенных достоинствами, которые требуется нейтрализовать, и слабостями, которые надо использовать. В конечном итоге любой тренер, пусть даже он автор учебников, пусть слывет философом и новатором, пусть мастак в радио – и телеинтервью и своим краснобайством завораживает публику, всегда остается лицом к лицу с этим самым завтрашним, томящим душу неизвестностью, матчем. Якушин и воплощает собой деловую суть тренерской профессии, ее воинскую суть.
Он водил московское «Динамо» под триумфальными арками, когда эта команда в 1945 и 1949 годах была на диво хороша; он с тем же «Динамо», но уже ординарным, по всем правилам продуманного, терпеливого и неотступного преследования оттеснял плечом в последний момент беспечно зазевавшийся, самовлюбленный «Спартак», который в 1954–1955 годах был привлекательнее и игроками и игрой; он внушал пылким тбилисцам простые истины о том, что уметь защищать свои ворота не менее похвально, чем брать чужие, и подготовил их к борьбе за золотые медали; он, руководя слабеньким «Пахтакором», помогал ему удерживаться в высшей лиге, собирая по зернышку минимум очков. Словом, Якушин шагал всеми дорогами, которые только есть на футбольном фронте. Человек он стреляный, тертый, старающийся предусмотреть решительно все, не опускающий руки даже перед чертовщиной, водящейся в футболе, и готовый попытаться и ее надуть.
Забавен
– Заготовили три разные монеты. Я прикинул и шепнул Шестерневу: «Выбирай французскую, а потом бери „орла“». Французскую-то он выбрал, но назвать сторону монеты дали Факкетти, а тот возьми и брякни: «Орел». Не наш был день… А могли бы выйти в финал. Там – югославы, с ними нам всегда полегче, чем с итальянцами или англичанами. Глядишь, и чемпионами стали бы…
Якушин вроде бы потешал слушателей. На самом же деле он не шутил, просто он знал, что подобные вещи прилично преподносить как анекдоты.
Всего раз за многие годы знакомства услышал я мечтательный вздох Якушина. Было это весной далекого уже шестидесятого, прогуливались мы с ним по морскому бережку в Гаграх.
– Мы, динамовцы, в прошлом году в девятый раз чемпионами стали, а спартаковцы семь раз были чемпионами. Нам бы нынче еще разок выиграть, и тогда они нас не скоро бы догнали…
Не ведал тогда Якушин, что кончается великое динамовско-спартаковское противостояние, война Алой и Голубой розы. Вскоре ему пришлось расстаться с клубом, которому были отданы лучшие годы жизни.
О «Динамо» он помалкивал, передернет плечами и переведет разговор. Но однажды не утерпел:
– Н-да, вот ведь, заметьте, как времена меняются. Меня за второе место, за «серебро», грозили с работы снять, а теперь хоть десятое место у «Динамо» – тишина…
…Этих троих мы отличаем по призам, собранным клубами под их руководством, по привлекательному, характерному игровому облику этих клубов, по известности среди публики, по единодушному признанию их авторитета в футбольной среде. Но оговорюсь во избежание кривотолков: никакой «классификации» я не придерживался, их троих выделил потому, что служебные дороги чаще и короче сводили меня именно с ними.
Тренеров побеждающих команд принято идеализировать: что каждому из них особенно свойственно как человеку, то и объявляют желанным, первостатейным тренерским достоинством.
Я спросил как-то редактора еженедельника «Киккер» Хаймана, известен ли ему главный секрет тренера сборной ФРГ Шёна.
– Вы знаете, я тоже когда-то гадал о его «главном секрете», а теперь не сомневаюсь, что он мной раскрыт. Перед важными матчами Шён беседует порознь со всеми игроками и каждого спрашивает о его плане, о составе, всех выслушивает заинтересованно и терпеливо. Затем он объявляет окончательный план и состав, но делает это таким образом, что футболисты чувствуют себя соучастниками и потому вдвойне ответственными за исход матча. Шён – тонкий дипломат, опыт, познания и волю он сдабривает деликатностью, футболисты его уважают за доверие, им оказываемое…
Я вполне допускаю и такое толкование.
Все мы не раз наблюдали поразительные превращения команд сразу после того, как был сменен тренер. Иной раз глазам не веришь: откуда такая прыть? Что это, опасливое старание всех сразу игроков зарекомендовать себя в глазах нового футболоначальника? Нет, тут иная подоплека…
Возникают случаи, когда тренер становится неугоден футболистам. Команда играет ни шатко ни валко, и осведомленные люди перешептываются: «сплавляют тренера». Переворот совершается, и команда, желая доказать обоснованность своего бунта, играет что есть сил и на глазах удивленной публики одерживает победы, о которых неделю назад никто не смел и мечтать. Что скрывается за этими случаями? Есть ли тут закономерность, которую следовало бы занести в правила найма и увольнения тренеров?