Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982

Гурунц Леонид

Молодость – еще поиск, безотчетная любовь, мужество, подвиг. В ней постоянно что-то чудотворное горит.

Ах, время, время, что ты с человеком делаешь? Сперва даешь припасть к чистому роднику, потом начинаешь мутить в нем воду, не дав напиться досыта.

Кому нужен родник, если в нем замутнена вода?

Семь раз убейте, семь раз оживите, все равно останусь тем, кто я есть.

Жить с полной отдачей! Отдавать и ничего не ждать взамен – было моим девизом, и, кажется, я не изменил ему.

Смерть ходит за

мной по пятам. Но я ей не поддамся, пока ты не отведешь от меня глаза.

Если бы передо мной встала бы дилемма – какую систему избрать для жизни капиталистическую или социалистическую, я, не задумываясь, избрал бы социалистическую. Но не ту, какая у нас есть, а ту, какой она задумана, могла бы быть, без наших глупостей, извративших сущность этой великой мечты человечества – сущность социализма. Кто-то из диссидентов умно сказал: “Я за социализм с человеческим лицом”.

Еще на заре нашей новой жизни был брошен мудрый лозунг: “Советская власть без коммунистов”. Я за этот лозунг

Есть в нашем урочище, на кручах, в расщелинах, вцепившиеся крепкими корнями в скудную почву тутовые деревья. Они растут на отвесном скате горы не вверх, а как-то вбок, горизонтально. В постоянных жестоких сражениях за жизнь деревья выросли кряжистыми, с кривыми и перекрученными стволами, с обломанными ветками и множеством израненных сучьев. Они вызывают уважение – как воины, изувеченные в битвах, но сохранившие силу духа.

Вот так и с человеком может случиться. Жизнь перекрутит его, будет вить из него веревку, но не согнет, если он не хочет согнуться.

Оскорбление, подлое слово. Проблема не новая. Где только нас не оскорбляют, не угощают подлым словом. Но она, проблема эта, не изучена ни юриспруденцией, ни медициной. Выходит, валяй, убивай наповал неугодного тебе человека какой-нибудь выходкой, ударом подлого слова – тебе ничего не будет. Мудрое изобретение века, не правда ли?

Моя жизнь – это свод человеческих страданий. Но она была для меня тем медоносным цветком, из недр которого я набирал свой нектар.

Сколько стоит писатель, если он, услышав крик боли, мольбу о помощи, закрывает уши, ради своего благополучия мирно уживается с несправедливостью и жестокостью?

Мне нечего терять, я человек уходящий. Даже сейчас, перед своей кончиной, задаюсь вопросом: куда мы идем? Назад, господа, назад. К своим прапраотцам, в каменный век. Мы еще не выбрались из логова зверя.

История человечества есть история борьбы за свободу и история борьбы против свободы. Именно этой причудливой диалектикой объясняется жизнестойкость и одухотворенность всякого искусства.

Каждая строка, написанная честно сегодня, будет воспринята грядущим поколением, как бесценный дар. Спешите сказать это слово, способное осветить беспросветную темень наших дней.

Власть слова куда сильнее власти денег.

Моими кураторами всегда были

невежды. Нет, не то слово. Напыщенные бездарные негодяи, изображающие себя писателями. Но это всего лишь серые коты, умеющие только мяукать. Петь им не дано.

Насилие ведет за собой ложь. Не потому ли мы так нагло врем, наращивая ложь, что беспредельно растет насилие?

Причуды времени. Выверты завзятых крикунов, пожиравших в человеке его самость, его земное и духовное, его человечность. Попробуй выстоять, остаться человеком, когда ты в зубах дракона.

Я слышу ржание коней, скрип повозок, арб, байки сельских балагуров, рассудительную речь бывалых, мудрых стариков под грабовым деревом, что росло перед нашим домом. Это мое детство. Мой неиссякаемый ларец, полный еще неувядших цветов.

Зависть – это признак бездарности. Была бы у меня власть, я бы запретил людям, страдающим этим недугом, близко подходить к искусству.

Писатель, лишенный таланта, дорвавшись до власти, может принести непоправимый вред всему коллективу, всему писательскому клану. Снедаемый завистью, он запросто может загубить истинный талант, чтобы тот не маячил впереди.

Писатель – это тот, кто живет в яростном негодовании, в неистовом отрицании зла.

Еще раз о зависти. Бойтесь этого зла. Зависть мелочна и мстительна. Она никому ничего не прощает.

Если писатель при виде несправедливости и жестокости, не думая о последствиях, ринулся в бой, считай его талантливым. Смелость входит в состав таланта.

Посадили дерево на отшибе, в каменистую землю – и делу конец. Не выхаживали, не поливали, а там и вовсе забыли дорогу к нему. Мало ли в жизни незадачливых поступков!..

О, русский язык! Я постиг тебя, твой вкус, твой смак, бесконечность твоих оттенков, которым не обучишься ни на одном факультете. Постигал жизнь, ее мудрость, ее горечь, как то дерево, посаженное в сухую каменистую почву. И, о чудо, дерево, посаженное в камень без жизненных соков, прижилось, оно принесло плоды.

Жизнь идет на ущерб, быстро катится под гору, но я все равно там, в небесах, в поисках синей птицы, в мучительных странствиях за ней – истиной, которую от нас спрятали, заперли за семью замками.

В Союзе писателей Армении проводили митинг, посвященный Борису Пастернаку. Среди писателей Армении много почитателей его таланта. Одного я знаю хорошо – с детства был влюблен в Пастернака.

Обсуждался вопрос об исключении Пастернака из… Союза писателей СССР. За это предложение подняли руки все, даже тот, влюбленный в поэта с детства. В том числе и я, ваш покорный слуга.

Почему за проявленную в бою трусость солдата расстреливают перед строем, а за трусость, ставшую уже повседневностью и привычкой не наказывают никого? Даже коллективная трусость ненаказуема, если она совершена в угоду кому-то или чему-то.