Наемник. Пламя надежды

Ливадный Андрей Львович

Внизу, среди кромешной тьмы, не было видно ни единого огня, лишь до слуха долетал отдаленный шум прибоя.

Генрих достал из нагрудного кармана прибор, похожий на старомодные очки с затемненными стеклами, надел, и окружающий мир волшебно преобразился: тьма расступилась, теперь он видел побережье, расцвеченное зеленовато-серыми тонами.

Штурмовой носитель врезался в скалы практически под обрывом. Обшивка «Нибелунга» треснула в нескольких местах, но за год, прошедший после окончания боевых действий на Эрлизе, механизмы технического обслуживания успели устранить большинство критических повреждений. Вайбер четко различил систему домкратов и тросов, при помощи которых сервы сдвинули с места обломки, сократив разломы в обшивке до величины небольших трещин.

Еще

год, а может, и меньше, и ремонт штурмового носителя был бы успешно завершен… – мысленно отметил Вайбер. Упорство машин вызывало не уважение к их кропотливой ежедневной работе, а оторопь. Куда направился бы штурмовой носитель после завершения ремонта? Осталась ли у него невыполненная боевая задача? Пассивное сканирование прорисовывало тепловой контур работающего на борту реактора, а вот энергоматриц серв-машин Вайбер не заметил. Похоже, что ангары «Нибелунга» пусты, и, вероятно, по окончании ремонта он отправился бы на иную планету, за разбитыми машинами серв-соединения.

Война не завершилась… Она будет продолжаться до бесконечности, наши миры так и останутся мертвыми, пока в границах освоенного космоса остаются бездушные реликты, единственная задача которых – победить. Никто не станет заниматься восстановлением разоренных планет, пока сохраняется угроза рецидивов со стороны автоматизированных подразделений Альянса…

Его мысли нарушил короткий тоновый сигнал системы коммуникации – это Фолер напоминал о себе.

Думать о напарнике сейчас не хотелось. Лучше бы он не говорил правду, сочинил бы какую-нибудь историю… Как бы ни сложилась совместная операция по захвату кораблей, дальше их пути разойдутся. Слишком остра и свежа боль от ран, причиненных войной.

Генрих взял в руки оружие, активировал прицел, коснулся пальцем сенсора, управляющего вариатором увеличения.

На небольшом плоском экранчике в паутине координатной сетки побежали цифры, изменяемые дальномером, чуть ниже появились значения поправки на ветер и гравитацию, несколькими плавными линиями обозначились обнаруженные в секторе стрельбы теплые и холодные потоки воздуха, способные повлиять на полет пули.

Он взял на прицел ближайшего технического серва, занятого осмотром обшивки древнего колониального корабля. Фолер оказался прав, его готовили к старту, видимо, автономный запас энергии и необходимых для поддержания жизнедеятельности биоматериалов консервационных модулей подходил к концу, иначе сервы дождались бы окончания ремонта штурмового носителя, чтобы эвакуировать раненых офицеров, находящихся в состоянии низкотемпературного сна, под должной охраной.

В душе вскипели долго сдерживаемые чувства.

Никуда вы не полетите, убийцы. Сгинете в подземных уровнях Форта Стеллар.

Мрачный, поросший черным кустарником склон осветили несколько отрывистых вспышек одиночных выстрелов.

Одного из технических сервов отшвырнуло в сторону, он ударился о скалы и уже не шевелился. Остальные, словно испуганные насекомые, прыснули в разные стороны, ища укрытия.

– Фолер, начинай, – выдавил Вайбер в коммуникатор.

На узкой полосе галечного пляжа, за отрогами скал взревел двигатель планетарного танка, затем зачастили выстрелы автоматических курсовых орудий.

Вайбер наблюдал за мятущимися во тьме вспышками.

Он не собирался прикрывать Фолера. Если судьба – тот выживет, если нет – свершится элементарная справедливость.

Впрочем, угрюмого равнодушия Генриха хватило меньше чем на минуту. Стрельба разгоралась с новой силой, сканеры показывали, что в броне «Нибелунга» открылось несколько орудийных портов, и он, не выдержав, бегом вернулся в кабину БМК.

– Фолер, держись!

Пересев в кресло стрелка, Вайбер разрядил орудия по открывшимся в броне штурмового носителя боевым секциям, в ответ по склону ударил ракетный залп, один из реактивных снарядов вызвал оползень, два других ушли выше, и лишь четвертый поразил цель, – пробив броню машины космодесанта, он разорвался за переборкой, отделяющей кабину от смежного отсека.

БМК увлекло в оползень.

Тяжелая машина несколько раз перевернулась, скатываясь по склону, Генрих, оглушенный взрывом, пробившим переборку, ощущал, как что-то горячее и липкое заливает глаза.

Страховочные ремни спасли его от дальнейших травм, а когда земля и небо на экранах обзора прекратили меняться местами, он, поморщившись от боли, обернулся.

Переборка не выдержала взрыва, ее выпучило в кабину, пробив осколками.

По щеке и виску текла кровь.

Выстрелы на побережье стихли, судьба Фолера оставалась неизвестной. Разбитый коммуникатор молчал, а Генрих даже не мог пошевелиться – боль от нескольких осколочных ранений парализовала его тело.

– Все будет хорошо, Айла… – шептал он, со стоном дотянувшись до автоматической аптечки, закрепленной на расстоянии вытянутой руки от кресла стрелка. – Все будет хорошо…

Глава 3

Форт Стеллар. Тринадцатый подземный уровень. Лаборатория по изучению боевого искусственного интеллекта. Десять лет спустя после капитуляции Земного Альянса

На войне мы потеряли все. Ожесточение, страх, ненависть к противнику – эти чувства разъели души поколений, – то, что ужасало поначалу, постепенно стало буднями. Мы утратили многое из человеческого, наши чувства необратимо изменились и вряд ли когда-либо станут прежними.

Дети войны уже вступили во взрослую жизнь и, глядя на них – выросших в стылых подземных убежищах, – невольно думаешь, а с каким по счету поколением к нашим потомкам вернется способность поднять голову к небу и смотреть на звезды не в ожидании очередного неотвратимого удара из космоса, а с удивлением, восторгом и пытливой надеждой?

Я смотрю в глаза молодых людей, пришедших нам на смену, и вижу в них оценивающий холод. Они воспринимают мир иначе, чем мы. Лишенные родительской ласки и солнечного света, они выросли среди поддерживающих жизнь машин, их мышление – производная от понятия «выживание».

Нет страха и ненависти в их глазах. Они смотрят на мир спокойно, словно в прицел, потому что уже пережили все самое страшное.

От их взглядов – озноб по коже. Молодые, здоровые, но уже истратившие в пяти-шестилетнем возрасте все душевные силы, чтобы элементарно выжить.

Эрест Норг Логвил. «Новейшие исследования». Издание 2644 года…

Андрей Кирсанов часто задерживался на работе, проводя в стенах лабораторий, где изучались модификации боевых искусственных интеллектов, большую часть свободного времени. Годы, посвященные исследованиям, наложили на него неизгладимый отпечаток профессиональной деформации, превратив подающего надежды талантливого юношу в зрелого, молчаливого, лишенного ненужных эмоций мужчину.

Таким выросло поколение, рожденное в период войны.

Рано взрослея, с детства познав цену каждого вдоха, прожитого дня, они переставали страшиться происходящего. Те, кто был слаб, просто не выдерживали – они исчезали, гибли, оставаясь бледными тенями воспоминаний в сознании сверстников. Жестокое время диктовало неумолимые правила, производя быстрый отсев, вырабатывая у выживших особый взгляд на мир – настороженный, холодный, недоверчивый. В случае с Кирсановым все усугубилось спецификой и темпами исследований, проводимых в лабораториях, где он работал.

Всем известно, что большинство модификаций модулей искусственного интеллекта, разработанных конструкторами Земного Альянса, невозможно взломать. Чтобы разобраться, выполнить поставленные командованием технические задания, получить результат, снять необходимую информацию с нейросетей, составляющих основу «Одиночек», сотрудникам секретных лабораторий приходилось идти на неизбежный риск, погружаться в иную реальность, пропуская через свое собственное сознание терабайты травматической памяти, сохраненной в нейромодулях усложняющихся с каждым годом «ИИ»…