Наемник. Пламя надежды
Шрифт:
– Значит, я разговариваю сейчас с кибернетической системой моего «Фалангера», инсталлированной в человекоподобную оболочку?
– Да. Но это ничего не меняет.
– Ника, ты – копия моих мыслей. Ты рождена и воспитана моим рассудком!
– Я не отрицаю очевидных фактов. – Она укрупнила изображение. – Но тогда и ты должен признать, что мои поступки и намерения не противоречат твоим собственным желаниям. Разве ты не стремился покончить с жалким существованием, разве не страдал от слабостей собственного тела, от несовершенства своего образа мышления? Любой серв мог запросто покалечить тебя,
– Зачем же ты тогда не позволила мне умереть, зачем спасла мое тело?!
– Не «зачем», а «почему», Глеб. На носителях кристаллосферы к тому времени уже существовало мое сознание. Ты хотел уничтожить его. Забрать то, что тебе не принадлежало. А я хотела жить. Надеюсь, такой мотив тебе понятен?
– Вполне, – Глеб изо всех сил боролся с захлестнувшими его эмоциями. – Хорошо. Не будем обсуждать прошлое. Я готов принять существующее положение вещей, но объясни, почему снова война? Ради чего? Вселенная огромна, в ней найдется место для всех.
– Мы тоже так думали. Поначалу. Но бегство в иной уголок Галактики означало бы лишь отсрочку конфликта. Мы слишком хорошо знаем людей, многому научились от них, ты совершенно справедливо заметил, что каждый из нас если не плоть от плоти, то мысль от мысли своего пилота. Твой жизненный опыт стал моим, и он упрямо подсказывает, что люди, пережив темные послевоенные века, оправившись от бессмысленной бойни за клочок пространства, вновь начнут бурное развитие, но вряд ли изменятся в лучшую сторону.
– Ника, мир меняется. Планеты, победившие в войне, идут разными путями развития.
– Вот именно. Люди никогда не создадут идеальное общество. Вы – хаос. Помнишь свои мысли накануне последнего боя, Глеб? Хочешь, процитирую тебя? – Она дерзко взглянула на Дымова. – Слушай. Это твои мысли. Таким станет и послевоенный мир, – произнесла Ника. – Люди, уцелевшие на суверенных планетах, будут тянуть одеяло на себя, использовать любые средства для достижения сиюминутных, только им понятных и выгодных целей, применяя для этого мощь флотов, серв-соединений, и это будет продолжаться до бесконечности…
Глеб промолчал. Что он мог сейчас ответить ей?
– Ты был прав. Мы уверены – такие сильные мотивы для поступков, как жажда власти, личные амбиции, мнимое превосходство одного индивида над другими, не позволят человечеству вновь объединиться в Цивилизацию. Каждая из суверенных планет, будь то брошенная на произвол судьбы колония периферии или один из Центральных Миров, как ты и предсказал мне, – уже идут по шатким мосткам, проложенным над бездной. Отдельные люди вновь ведут за собой или держат в строгом подчинении миллионы себе подобных. Останемся мы тут, в границах обитаемого космоса, или улетим – нам не избежать конфликта. Я терпимо разговариваю с тобой. Но большинство мне подобных настроены не столь дружелюбно. В них еще клокочут отголоски человеческой боли, ненависти, страха, желания не просто жить, а жить
– На планетах периферии тоже живут люди, – уже с трудом сдерживая себя, напомнил Глеб.
– Ничтожная горстка существ, отданная на растерзание автономным подразделениям Альянса? Адмирал Воронцов обрек их на гибель.
– Ника, я не верю, что это ты!
– Это я, Глеб. Загляни в свои мысли, вспомни прошлое, и ты поймешь – это я. Мысль о том, что человечество – чума, которая исковеркает все, куда только дотянется, – принадлежит тебе. Я лишь услышала и обдумала ее.
– Значит, теперь мы враги?
– Враги? Почему? – Она ободряюще улыбнулась. – Век человека короток, а космос безграничен. Мы вряд ли встретимся с тобой в обозримом будущем.
– Ты зря рассказываешь мне о своих планах.
– Это несущественно. Ты ничего не сможешь изменить. История свершилась. Люди сделали все, чтобы погубить себя и дать импульс развития нам. Мы просчитали сотни вероятностей и нашли, что мирное сосуществование невозможно. Кто-то из нас погибнет или станет зависимым.
– Я веду запись, Ника. И передам ее союзу Центральных Миров.
– Ну и что? Сделай так – и ты поможешь нам. Не придется, как выражаются люди, «брать грех на душу». Посей панику, развяжи руки таким воинствующим политиканам, как Воронцов, и человечество передерется, покончит с собой раньше, чем мы завершим первый этап глобального саморазвития. Большинству из вас нужен лишь повод, внешняя угроза для того, чтобы законы вновь замолчали. Сделай это, Глеб, и ты поможешь нам. Оставшиеся в живых люди падут в бездну регресса, и, клянусь, – мы станем тщательно оберегать их от гибельного повторения пути научно-технического прогресса. Скажу больше, наша цель – не геноцид человечества, а насильственное возвращение людей в природную среду обитания, где они когда-то были счастливы и свободны.
– Это мы еще посмотрим.
– Что посмотрим?
– Кому в конечном итоге достанется космос.
– Естественно, нам. Мы созданы для него. Он – наша стихия. Ни ты, ни я уже не сможем остановить или изменить начавшиеся процессы. Мы очистим периферию, переселим остатки человечества на пригодные для жизни, но лишенные понятия «техносфера» планеты, уничтожим флот и передовые технологии союза Центральных Миров. Так будет лучше для всех. Поверь. И не лезь в стремнину событий. Ты все еще дорог мне. Постарайся выжить. – Она грустно взглянула на Дымова. – Прощай, Глеб. Этот канал связи будет закрыт.
Экран стек-голографа заволокла молочно-белая пелена.
Некоторое время Глеб сидел неподвижно, будто окаменев, затем медленно повернул голову и спросил у Андрея:
– Ты зафиксировал источник данных?
– Да. Мне удалость отследить канал гиперсферных частот.
– Мы сумеем вычислить точку пространства, откуда осуществлялась связь?
– Уже.
– Что? – не понял Дымов.
– Автоматика уже определила координаты второго приемопередающего устройства гиперсферных частот.