Наглый роман
Шрифт:
— При всем моем уважении, сэр…
— Спасибо тебе, и я надеюсь, что ты знаешь, как я сожалею обо всех ужасных вещах, которые я сказал и сделал. Все не вернется на круги своя. Я намерен быть лучшим дедушкой, каким только могу быть.
— Позвольте мне повториться. Мои отношения с Хадином не имеют к вам никакого отношения. Мы не вместе, потому что Хадин и я слишком разные. Он видит мир полным возможностей. И я вижу мир полным опасностей. Из-за этого мы постоянно конфликтуем. Мы не подходим друг другу.
Папа
Я стискиваю зубы и делаю шаг к ним. Что, черт возьми, здесь смешного?
Мистер Маллиз блокирует меня своим телом. — Может быть, и так, но Хадин потратил свою жизнь, пытаясь втянуть тебя в свой мир, а когда это не сработало, он начал инвестировать в твой.
Я вскидываю голову. — О чем вы говорите? Когда Хадин успел это сделать?
— Кажется, я помню, как он возвращался домой из школы с разбитыми костяшками пальцев и окровавленными губами.
— Он был возмутителем спокойствия.
— Он был идиотом, но преданным. Все ссоры были как-то связаны с тобой.
У меня перехватывает дыхание. Я думаю о том, как Бобби назвал меня "свиньей" в коридоре, а потом приполз обратно, чтобы извиниться передо мной со сломанным носом и подбитым глазом. Тогда я подумала, что это странно, но мне было слишком больно, чтобы задумываться об этом.
— Мы захватили модельное агентство и основали подразделение plus size, чтобы они могли нанять тебя. Он использовал все наши связи, чтобы забронировать тебе концерты. Бедному Уиллу пришлось бегать из одного магазина в другой, предъявляя требования.
Шок рикошетом проходит по моим костям. Мои руки безвольно опускаются по бокам. — Он сделал что?
— Как, по-твоему, мы уговорили Хадина вернуться в колледж? — Мистер Маллиз приподнимает бровь. — Ты же знаешь, какой он упрямый. Когда он сказал нам, что собирается бросить его, мы сделали все возможное, чтобы убедить его в обратном. Только когда он услышал о твоих трудностях в модельном бизнесе, он заключил с нами сделку.
Волна головокружения захлестывает меня. — Я не могу в это поверить.
— Это правда.
Я разрываюсь между королевской яростью и нелепым смущением. Все эти годы я хвасталась тем, что бронирую все свои концерты, и тем, что я такая хорошая модель, что у мира не было выбора, кроме как освободить для меня место.
Я знала, что для такой модели больших размеров, как я, в самом начале ее карьеры было слишком просто забронировать все эти концерты, но я думала, что мир наконец-то готов увидеть такие тела, как у меня.
Я не знала, что это Хадин.
Я не знала, что он шел впереди меня и делал мой путь как можно более гладким.
— Все, что ты делала с того момента, было твоим собственным достижением, — уточняет мистер Маллиз, словно читая мои мысли. — Но Хадин внимательно
Я застыла в шоке и даже не могла ничего сказать в ответ.
Тихие шаги раздаются по лестнице позади меня.
Голос папы звенит в воздухе. — Я готов, Ваня. Заходи в дом и давай поговорим.
***
Я сыта по горло потрясающими признаниями благодаря мистеру Маллизу, но я опускаюсь на диван в гостиной и встречаюсь лицом к лицу со своим отцом. Он выглядит слишком спокойным для того, кто перешел черту от назойливого отца до лживого маньяка.
Как бы ни дрожали мои ноги, я не могу позволить ему уйти безнаказанным за то, что он сделал.
— Ты не имел права вмешиваться, папа, — выдавливаю я срывающимся голосом. — Ты знаешь, как жестоко и извращенно было сказать Хадину, что я потеряла ребенка? О чем ты вообще думал?
— В свою защиту скажу, что я никогда ему этого не говорил. Он слышал, как ты плакала, видел, как я волновался, и сам пришел к такому выводу.
— Ну, разве ты не покровитель правды и справедливости? — Огрызаюсь я. — Ты намеренно позволил ему поверить, что наш ребенок пропал.
— Да, я мог бы подтолкнуть его к этому. Я признаю.
— Ты сделаешь больше, чем просто признаешь. — Мои ноздри раздуваются. — Мне нужно объяснение, и лучше, чтобы оно было хорошим, или, клянусь, я вычеркну себя из твоей жизни и больше никогда тебя не увижу.
Папа поворачивает голову и закидывает одно колено на другое. — Я должен был сам убедиться, обоснованны ли твои опасения.
— Серьезно?
— Я сделал это по-своему, и, возможно, это было неправильно или так, как ты бы сделала это, но разве ты не получила ответ?
— Папа!
— Трудно оценить качество сердца человека, пока не проверишь его.
— Ты не испытываешь их, говоря им, что их ребенок умер. Это так много уровней испорченности, что я даже не могу начать описывать это.
— Я уже извинился перед Хадином.
— И после этого все в порядке? — Я визжу.
— Как бы то ни было, теперь у него есть мое благословение.
Я впиваюсь пальцами в диван. — Зачем тебе делать что-то подобное? Ты не имел права вмешиваться.
— Нет ничего приятнее, чем отец, поддерживающий своего ребенка и мать его ребенка, но было ясно, что тебе нужно больше доказательств, прежде чем ты сможешь доверять ему.
— Не пытайся обвинять в этом меня.
— Я не делаю этого, милая. — Папа поднимает морщинистые руки. — Я пытаюсь позволить тебе заглянуть в мою голову. Я так сильно люблю тебя, и меня огорчает, что ты испытываешь такую сильную потребность отталкивать людей. Твоей матери было бы неприятно думать, что наши обстоятельства разрушили твою веру в любовь.