Наглый. Дерзкий. Родной
Шрифт:
– Катерина, доброго вечера, – пропел он.
– Уже откинулся? – пробурчала я, переходя на его язык.
– От звонка до звонка, – согласно закивал недогопник.
– Что надо? – я выпрямилась и посмотрела ему в лицо.
Пыталась посмотреть, но с моими метр шестьдесят без каблуков пришлось сильно задирать голову.
– Катя, мне ночью один фраер авторитетный подсказал, что путь к сердцу женщины лежит через желудок. Поэтому вот!
Он залез в пакет и достал… Кабачок!
Я смотрела на овощ круглыми
– У меня нет слов.
– Слова не нужны, Катерина. Ну так что, пойдем мой день варенья отмечать? Я вино купил. Шато де пакет, удобная трехлитровая фасовка.
Из уст вырвался нервный смешок, а вот дар речи пропал.
– Как ты не понимаешь, мы созданы друг для друга, Катя. Ну и что, что ты создана чуть раньше…
– Убью, – пригрозила я.
– За что? – не понял Эдуард. – Ты же сама из-за возраста переживала. Мне вот вообще фиолетово, сколько там тебе стукнуло по паспорту.
– За то, что никак не прекратишь издеваться надо мной! – я даже ногой топнула.
– Когда будешь мое тело в лесу закапывать, то сверху посади исчезающие виды растений, так не раскопают, – авторитетно посоветовал Эдуард, пока я краснела и бледнела.
– Я тебя в бетон закатаю, – пообещала я, – так точно не найдут.
– Все из-за кабачка, да? Так и думал, что ты баклажаны больше любишь, – продолжал измываться он.
Я громко сопела, не находя слов, чтобы достойно ответить.
– Куда собралась? – продолжал Эдуард.
– На стройку.
– А ты серьезно настроена. Ладно, поехали. Катя, я совершенно для тебя безопасен, ты не думай ничего. И в стройке разбираюсь.
– Я помню. По принципу – не понравится, спалим нафиг, да?
– Нет стройки – нет проблем, – выдал он очаровательную улыбку.
Эдуард прятал глаза за стеклами темных очков, но я была уверена, что они смеялись.
– Да пошутил я. Кать, ты вон какая крохотная, и одна на стройку собралась. Непорядок. Я с тобой, вдруг обидят? И со мной никогда не скучно.
– Я заметила, – выдохнула я.
– Вот. Если боишься – позвони своей подруге, пусть тоже подгребает. Зуб даю, ты сегодня вернешься домой, целая и невредимая. Эдуард женщин не обижает, особенно таких обалденных, как ты. Тем более что у тебя нет выбора – я все равно никуда не уйду.
Я возвела очи к небу, нервно хмыкнула и решила:
– Хорошо. Но имей в виду: если со мной что-то случится, то все видели, что я сажусь в машину с тобой, и твое лицо есть на камерах в салоне.
– Да безобидный я, честно. Поехали, так и быть, расскажу, как мы в обезьяннике ночью сидели.
– Эдуард, а ты никогда не думал начать карьеру стендапера? – закрывая багажник, пробурчала я.
– Не, я скромный, публики забоюсь.
– Ты? Скромный? – ахнула я.
Села за руль и наблюдала, как он садится на переднее сидение. Ноги не помещались, Эдуард осмотрелся, нашел рычаг, отодвинул сидение назад до упора и положил пакет на колени, скромно сложив на него ладони. Подумал и переложил пакет на заднее сидение, пристегнулся и счастливо выдохнул:
– Ну, слушай…
Глава 8
– В общем, Катюха, до отделения нас нормально довезли. Толковые пацаны попались, правильно нас скрутили, посадили в машину и повезли протокол составлять. По дороге, правда, эта плесень подзаборная снова нарывалась, чтоб я ему зубной состав двинул, но я, Катюх, сдержался. Потому что ну кто при ментах зубы считает, правда? Катя, а этот чепушила точно не твой?
– А если и мой? – заинтересовалась я.
– Засада. Надо было челюсть доломать. Он ко мне всю дорогу приставал, мол, к кому подкрадули подкатываешь, чтоб завтра тебя рядом с ней не видел. Я ему и говорю: слушай, малой, вот ты в курсе, у пингвинов колени есть?
А он завис и смотрит на меня как на идиота. Вот я его и просветил, что у пингвинов нет, и у него не будет, если он снова к тебе причапает, так вмажу – лося обгонит. Вот. А он оптимизма не терял и мне на ринг предложил выйти с ним. Я внес встречное предложение – встретиться за гаражами, не люблю я ринги. Зассал, прикинь?
– Угу, – сжав губы, чтобы не рассмеяться, кивнула я.
– Ну вот. Привезли нас, значит, в участок, а там дежурный мент с выпученными от бдительности глазами на меня смотрит и ржет. Я ему хамить не стал, ну, при исполнении же вроде, но харю себе срисовал на всякий случай. Вдруг он мне где в другом месте попадется, там я ему и скажу все, что я о нем думаю.
Пока протокол составляли, к нам все отделение забежало на меня глянуть, глаза у всех как у мопсов, я уж собрался автографы раздавать, но в мусарне это опасно, потом мне под мой автограф столько дел пришьют, что сидеть я буду три пожизненных. Я поэтому скромно улыбался и показания давал. Объяснил все чин чинарем, как было, рассказал. Сказал, что за женщиной классной ухаживаю, мол, пришел, красиво спел серенаду под окнами, днем, в разрешенное время, а этот заботливо-агрессивно мне помешал. В общем, Катюх, всем отделением ржали, а потом меня отпустили с миром, но нафиг. Сказали больше не попадаться.
– Ясно. И куда ты ночью пошел?
– Интересно, да? Катерина, у меня никого нет, честное слово, – Эдуард приложил ладонь к груди, снял очки для убедительности и захлопал длинными ресницами. – Вообще, Катерина, женщины такие коварные существа. Разведут на интим, а потом исчезают, даже борща не сварят.
– У меня для тебя плохая новость, Эдуард, – проглотив смешок, выдавила я.
– Ой, не надо. Я в постели Аполлон!
– Две плохие новости, – не сдержалась я, – ты статую Аполлона видел?