Наглый
Шрифт:
Ирина Владимировна все еще находилась на больничном — какой-то сложный перелом (говорят ей даже спицы[1] поставили), поэтому я все так же замещала классного руководителя 11 «Б». Вся ответственность за поведение и прогулы учеников лежала на мне. Максим мне работу не облегчал, наоборот практически не ходил в школу вот уже третью неделю, появляясь исключительно на один-два урока. Я иногда видела его в окно, когда он курил за школой, но стоило мне выйти на улицу, его уже не было. Он, как будто играл со мной в прятки, точно зная, что я его не найду. Мои уроки он попросту не посещал. Когда Гордеев все же появлялся в школе, то вел себя так отвратительно, срывая уроки и откровенно хамя, что все учителя в один голос заявляли, что его нужно исключить, причем немедленно. Малый педсовет, собранный по этому поводу, где директор выругал меня, что не могу с ним справиться, что допускаю прогулы и ужасное поведение, срочно требовал решить эту проблему, не доводя до крайней меры — исключения.
— Нам не нужно, чтобы страдала репутация школы. У нас довольно высокий рейтинг, и я не допущу, чтобы он понизился из-за одного ученика. Так что, Юлия Сергеевна, делайте что хотите, но чтобы такого больше не было. — Глядя поверх очков, раздраженно сказала Евгения Андреевна.
В лично деле был номер только отца Максима. Телефонный разговор был коротким, я успела только представиться и попросить прийти его в школу, как услышала только: «Хорошо, завтра в шесть приеду» и короткие гудки в трубке. Он позвонил ровно в 18:00, и сказал, что уже внутри. Про таких обычно говорят «бравый военный». Высокий статный мужчина, суровый на вид, он совсем не был похож с сыном. Круглолицый кареглазый блондин с широким носом, коренастый и крепкий, тогда как Максим был поджарым и по-юношески стройным.
— Андрей Юрьевич, здравствуйте. Я вам звонила, я — замещаю классного руководителя в классе вашего сына. — Мы встретились в фойе школы, а сейчас идем к моему кабинету.
— Здравствуйте. — Он также внимательно меня рассмотрел с головы до ног, чуть улыбнулся и кивнул.
— Проходите, присаживайтесь, куда вам будет удобно. — Показываю рукой на ряды парт, а сама останавливаюсь у своего стола. Тут мне стоять привычней и комфортнее, я слегка волнуюсь и стараюсь незаметно вытереть вспотевшие ладони о ткань шерстяного платья. — Я позвала вас, чтобы поговорить о Максиме.
— Что он натворил? — Спрашивает прямо, но так и остается стоять напротив.
— Систематически прогуливает школу, хамит учителям, срывает уроки. Почти по всем предметам у него либо двойки, либо вообще пропуски. Вот, посмотрите сами — протягиваю ему журнал, чтобы он убедился. Гордеев старший пролистал страницы, помрачнел.
— Так, ясно. А сам он что говорит?
— Он избегает меня — На звонки не отвечает, на уроки не ходит… Ситуация очень плачевная, ему срочно нужно исправлять оценки. Речь уже идет об отчислении, понимаете? Перевестись посреди года и с такими оценками куда-то… проблематично. Он ведь не глупый, я думаю сможет все исправить до конца четверти.
— Знаете, он очень упрямый и если чего-то захотел, то обязательно этого добьется. — Не выдерживаю прямого взгляда, опускаю глаза. Щеки начинают гореть. — Я поговорю с ним сегодня же и проконтролирую посещение уроков.
— Спасибо, я со своей стороны обещаю контролировать его в школе, если он все же будет приходить.
— Будет. — И сказано спокойно, но таким тоном, что становится понятно — точно будет.
Было уже около семи вечера, когда я вышла из магазина и скорее по привычке пошла к дому через гаражи. Уставшая и с пакетами, я видимо неосознанно решила сократить дорогу, хотя вечером я тут не хожу. Я уже почти прошла этот темный участок, освещаемый лишь тусклым далеким светом из окон окружающих домов, когда прямо из темноты вдруг вышел мужчина. Он так быстро оказался рядом и схватил меня поперек талии одной рукой, другой зажав рот. Я попыталась вырваться, ударить ногой напавшего, но в пальто и в таком положении было дико не удобно, да еще и он мастерски уворачивался. Попробовала убрать его ладонь и крикнуть, но он снова быстро зажал мне рот. Я стала лягаться, пытаясь попасть каблуками по голени, или наступить на ногу и в итоге все же смогла его ударить, хоть и вскользь. Но напавший лишь сильнее сжал живот, отчего стало трудно дышать.
— Не дергайся, а то будет больно. — Он достал нож, все еще закрывая мне рот рукой, и перед глазами блеснуло лезвие. — И не вздумай орать. Поняла?
Он прижал меня к стене одного из гаражей, рванул полы пальто, пуговицы полетели в стороны, его правая рука бесцеремонно шарила по телу, а левая прижимала нож к горлу. Меня сковал страх. Я закрыла глаза и уже мысленно прощалась с жизнью. Вдруг дышать стало свободнее, а тело больше никто не держал.
— Юля, беги! — слышу сдавленный крик совсем рядом.
Это был Максим. Он дрался с напавшим на меня мужиком. Ловко выбив нож из рук, он ударил его кулаком в лицо, но противник был сильным и наносил удары почти также быстро. Они били друг друга, сцепившись, как бешенные псы, а я стояла, словно парализованная, и смотрела. Все же Максим был моложе и выносливее, он с силой толкнул насильника в стену, а после еще раз ударил того в лицо, окончательно вырубив. Вытер кулаком губы и повернулся ко мне.
— Ты как? Сильно испугалась?
Я смогла только кивнуть. Он подошел ко мне, бегло осмотрел меня, хотя было довольно темно. Обнял, поглаживая по голове и спине, прошептал:
— Все хорошо. Пойдем? — Отстранился, поправил на мне, как на маленькой, пальто, поднял сумку и пакеты, взял меня за руку и повел прочь. Когда мы вышли к дорожке, освещенной фонарем, я увидела, что у него все лицо в крови, разбита губа и порвана куртка. Это немного привело меня в чувство, и что все происходящее было реальным. Я остановилась и взяла его голову в свои руки, принялась вертеть, чтобы лучше рассмотреть ссадины и раны. Он смиренно терпел.
— Как ты здесь оказался? — Задала я терзающий меня вопрос.
— Шел за тобой. — Он говорит это так просто, как самую очевидную на свете вещь. — Но от магазина потерял, запутался в этих лабиринтах с гаражами.
— Тааак… ладно, пойдем ко мне, я обработаю твои раны и мы поговорим. — Ко мне уже вернулась некоторая уверенность, хотя руки и коленки дрожали, а в ушах шумело, и голова была странно легкой и пустой.
Через десять минут, Максим сидел у меня на кухне и молчал, глядя на свои сбитые до крови руки. Я поставила чайник, принесла свой тоник (перекиси не оказалось, а он содержит спирт) и ватные диски, начала аккуратно протирать ссадины и дуть, когда он кривился.
— Я сегодня с твоим отцом разговаривала. — Говорю, когда осторожно стираю кровь с разбитой губы.
— Знаю. Он звонил. — Кривится и шипит, уворачивается. — Я его видел, когда он из школы выходил.
— А ты, значит, был в школе?
— Был. — Кивает.
— И за мной шел?
— Да.
— Зачем?
Он отводит глаза в сторону и сжимает губы в твердую линию.
— Зачем ты за мной шел? — Повторяю свой вопрос.
— Провожал. Чтобы с тобой ничего не случилось, ясно? — Он берет мою руку, в которой ватный диск, отводит от своего лица и поднимается, оказываясь выше меня на голову. — А вот какого хера ты пошла через эти гаражи? А если бы я не успел? — Он злится. Берет меня за плечи и немного трясет. — Чтобы больше никогда там не ходила, даже днем!