Нагота
Шрифт:
Позднее он водил Яниса в зоопарк, там были львы и тигры, бизоны и зебры, верблюды, муравьеды. Барсук спал совсем как человечек, подложив лапки под голову. Белый медведь томился от жары в своей толстой шкуре, метались по клетке волки, мохнатые ламы, задрав головы, высокомерно поглядывали из-за ограды. Он вспомнил про горностая. Ни разу в жизни не довелось ему увидеть живого горностая. Надо ж наконец полюбоваться горностаем. Но в зоопарке не нашлось горностая. У нас есть ласка, объяснили, ласка очень похожа на горностая.
Этой весной темной, сырой и ветреной ночью ехал он по асфальтированному шоссе. Казалось,
И вдруг — что это! — на освещенной, будто лакированной дороге в свете фар мелькнуло нечто вроде гонимой ветром белой ленточки. Трепетная, летящая, словно бы сорвавшаяся с праздничной косы школьницы. Белая-пребелая с черным кончиком хвоста. Сказочная, волшебная. Сущая и невиданная. Незваный, нежданный, негаданный горностаюшка сам выскочил на асфальт. Живой, настоящий, да так близко — Гунар разглядел даже отверстия круглых черных ушек.
Опасаясь, как бы не переехать зверька, он крутанул руль, нажал на тормоза. Лучи фар метнулись в сторону. Этого оказалось достаточно. Горностай исчез столь же внезапно, как и появился.
Да был ли он? Может, померещилось, может, и в самом деле ветер пронес через дорогу ленточку? Белую-пребелую. С черным кончиком хвоста.
13
Ее разбудил голос Мелиты.
— Эй, протри глаза, не то проспишь землетрясение! Обидно пропустить такое, тем более что наша программа подходит к концу!
Асю резануло слово «землетрясение». Еще не проснувшись как следует, она рывком села на кровати. Мелиту не сразу поймешь, когда она шутит, когда говорит всерьез, но Ася почувствовала, как по рукам, груди и шее забегали холодные мурашки. Будто после слепящей вспышки молнии, она замерла в напряженном ожидании. Потом оглядела стены, потолок, широкое оконное стекло.
— Ничего не чувствую.
— Взгляни на стакан чая.
Оставленная в стакане ложка в самом деле подрагивала.
— Думаешь, землетрясение?
— Ну, скажем, землетрясение в стакане чая.
Устроившись поудобнее на кровати, заложив руку под голову, Мелита принялась рассказывать о злоключениях какой-то из своих знакомых во время землетрясения в Югославии — та сидела в ванне, а из ванны вдруг вылилась вода. И как потом труба лопнула и ванна сама собой стала опять наполняться водой.
— Варис утверждает, что последнее настоящее землетрясение в Латвии произошло в 1904 году. Как видишь, чудит наш шарик!
— Ты думаешь, на этом все и кончится?
— Поживем, увидим.
— Надо включить радио, может, передадут какое-нибудь сообщение.
— Раньше времени чего паниковать. Вот когда со стен полетят картины, тогда живо на улицу. Наша гостиница вроде выдерживает десять баллов по шкале Рихтера.
Ася встала с постели, подошла к окну.
— Все тихо, спокойно, ничего подозрительного. Или земля трясется бесшумно?
— Как-то наши туристы приехали в Габрово. Гостиница в старом здании. Двум дамам, таким, как мы, отвели номер под самой крышей. Дамы огляделись, все чин чином.
Ася рассеянно улыбнулась. Веселость Мелиты казалась не вполне уместной. Впрочем, ее неистребимый оптимизм действовал успокоительно.
В бледном утреннем свете, на фоне сизого, еще не окунувшегося в знойное марево неба, четко проступали снежные вершины гор. Спящий город казался вымершим.
— Который час?
— Начало шестого.
Ася огладила плечи; сколько можно стоять посреди номера в ночной рубашке. Взгляд возвратился к стакану. Ложка в нем утихомирилась.
— Если вылет в десять двадцать, у нас еще, по крайней мере, два часа.
— Да уж не меньше.
— Во сколько тебе обещали билеты?
— Где-то после восьми.
— Надо попробовать уснуть.
— Чего тут пробовать. Перевернемся на другой бок, и все. Варис считает, что во сне совершенно необходимо переворачиваться с боку на бок. Под влиянием вращения земли нагрузка на стенки кровеносных сосудов неодинакова.
Забравшись обратно в постель, Ася приятно расслабилась. Чего она так перепугалась? Незначительные колебания земной коры в этом районе вещь обычная, как, скажем, дождь в Латвии или полярное сияние на Севере. Она вспомнила свой круиз по Средиземноморью и лениво дымящую Этну. Глубоко под землей, в котлах вулканов, беспрестанно кипит и бормочет лава, однако извержения случаются редко. Точно так же, должно быть, обстоит дело с землетрясениями. Ася закрыла глаза: надо постараться уснуть, повторяла она про себя, но вместо ожидаемых туманов дремы ее со всех сторон обступали мысли.
Мелита, слава богу, вела себя так, как будто той ночи в помине не было. За ураганом пришел антициклон, вызванный, как кажется, взаимными сожалениями, угрызениями совести и, возможно, обоюдным желанием это происшествие поскорее предать забвению. Нечто похожее Ася помнила из детства. Мать была крута на расправу, совсем немного требовалось, чтобы получить от нее взбучку, однако приступы гнева настолько потрясали их обеих, что вскоре мать и дочь бросались друг другу в объятия, нежностью и лаской врачуя свежие обиды.
Без особых споров, из чувства женской солидарности их примирение произошло на почве единения против доктора как главного виновника всего (виновный должен быть, без этого нельзя!). И потому, когда Смилтниек, посмотрев вчера последний рентгеновский снимок ноги, стал настаивать на серьезном лечении, постельном режиме и прочее, Мелита без раздумий решила вернуться домой: не хочу оставаться, ты отправляйся в горы, я же немедленно вылетаю в Ригу. И она, Ася, с не меньшей самоотверженностью объявила: об этом не может быть и речи, вместе приехали, вместе уедем. И они обе, растроганные своим благородством, еще долго говорили в духе возвышенной поэзии Байрона и Шелли. Однако доктор проявил еще большее благородство, сам предложив достать им билеты на рижский самолет, что, разумеется, было несравненно труднее, чем в свое время Байрону раздобыть для греческих повстанцев шхуну с ружьями.