Нахэма
Шрифт:
Только тогда Леонора заметила, что она голодна. Она намазала маслом ломтик хлеба и вдруг вспомнила, как часто подавала она такой же завтрак Вальтеру, когда он приходил к ним. С каким аппетитом он ел приготовленные ею тартинки и ягоды, собранные ею! Как они весело смеялись и разговаривали! Как она была ловка и деятельна! Она никогда не утомлялась и всегда находила время помочь тетке в ее хлопотах по хозяйству, не запуская, в то же время, и своей работы.
Молодая женщина закрыла рукой глаза. Но так как у нее не выступило ни одной слезы, то она пришла к убеждению, что не стоит труда оплакивать прошлое, погибшее навсегда. Леонора заставила себя поесть и
— Можно мне войти?
— Войди! — ответил голос владельца замка. Мэтр Леонард сидел за столом и работал. Когда Леонора наклонилась к нему, она увидела, что он рисовал на большом листе пергамента какие-то кабалистические фигуры. Бросив работу, Леонард обнял молодую жену, привлек ее к себе и горячо поцеловал.
— Ты пришла о чем-нибудь просить меня, моя прекрасная супруга? — сказал он, между тем как в больших зеленоватых глазах его вспыхнуло пламя страсти.
Под влиянием этого пламени в сердце Леоноры снова поднялось неизвестное ей раньше чувство, которое овладело всем ее существом. В безумном порыве она обвила шею мужа и возвратила ему поцелуй.
— Ты всегда угадываешь мои желания раньше, чем я их выскажу, — с восхищением и благодарностью ответила она. — Да, я пришла просить тебя дать мне какое-нибудь занятие. Я скучаю, когда тебя нет со мной. Научи меня делать заклинания. Жена мэтра Леонарда, мне кажется, должна тоже быть немного колдуньей, — прибавила она, прислоняясь головой к его плечу.
Мэтр Леонард рассмеялся металлическим смехом.
— О, дорогая моя! Немного колдуньей ты всегда была. Твои черные глаза и золотистые волосы околдовали не одно сердце! Что же касается того, чтобы научить тебя моему знанию, то это очень трудно. Слишком опасно знать только обрывки его. Но доставить тебе развлечения я могу. Не хочешь ли ты взглянуть в магическое зеркало? В нем ты можешь увидеть, что делают во Фрейбурге твои подруги или рыцарь де Кюссенберг. Или может быть ты предпочитаешь видеть умерших? Могу показать тебе и их.
— Умерших? — задумчиво повторила Леонора. — О! Как бы я была тебе благодарна, если бы ты показал мне мою тетю и моего отца!
— О! Это очень легко в особенности же твоего отца. Что же касается твоей тетки, то, к великому моему сожалению, я не могу ее показать тебе. Эта старая дура затесалась в целое общество святых. Они там бормочут молитвы и поют покаянные псалмы. Вид этой дуры только взволновал бы тебя.
— Да, бедная тетя была набожна и вера ее не ослабела даже во время пытки; но несчастный отец мой повесился от страха, — со вздохом заметила Леонора.
— Именно поэтому-то я и могу показать тебе его! За его мужество, его поместили среди наших. Но идем! Это развлечение я устрою тебе сейчас же.
Он увлек Леонору в небольшую круглую комнату, без окон, слабо освещенную ночником, в котором мерцало зеленоватое пламя. Прямо против двери стояло широкое кресло на возвышении в несколько ступеней.
Мэтр Леонард сел в кресло и усадил рядом с собой Леонору. Затем поднеся к губам металлический рог, висевший у него на шее, он извлек из него резкий звук. Минуту спустя на пороге комнаты появился рыжий, отвратительный человек, которого Леонора уже видела ранее.
— Оксорат! Моя жена желает видеть своего отца. Устрой это сейчас же! — с легким смехом сказал мэтр Леонард.
Оксорат почтительно поклонился, открыл небольшой шкаф и вынул оттуда различные вещи, которые положил на стол. В числе этих вещей была чаша, наполненная каким-то веществом, напоминавшим жидкий огонь, длинная, очень тонкая шпага и какой-то инструмент, похожий на флейту. Подойдя к стене, Оксорат прежде всего начертил мелом на ней и на каменных плитах двойной круг: замет, поставив треугольником три треножника, он зажег на них угли и налил на них какую-то эссенцию. Эссенция эта с треском вспыхнула большим синеватым пламенем, похожим на пламя винного спирта, наполнив комнату острым и неприятным запахом.
Тогда, взяв шпагу, он обмакнул ее конец в чашу, как обмакивают перо в чернильницу, и сделал ею на стене надпись кабалистическими знаками, пылавшими на темном фоне, как огненные буквы. Потом он взял флейту и начал играть. Звуки, которые он извлекал из этого инструмента, были нестройны и болезненны, как крик мучающейся души. Пока раздавалась эта раздирающая музыка, из стены, в центре начерченного круга стал пробиваться черный дым. Образовалось облако, которое бороздили искры и огненные зигзаги. На треножниках внезапно вспыхнули зеленоватые огни, а из облака послышались громкие стоны. Затем, туманная масса раздалась и осветилась бледным светом, и среди нее появился высокий человек с веревкой на шее. Одежда его была разорвана, лицо бледно и искажено бесконечной тоской. Глаза его были тусклы и безжизненны.
— Отец! Отец! — вскричала вне себя Леонора. Она хотела броситься к нему, но мэтр Леонард удержал ее своей железной рукой. Видение, со своей стороны, услышал призыв молодой женщины, хотело устремиться к ней, но Оксорат предупредил это движение, подставив ему острие магической шпаги, на котором сверкало желтоватое пламя. Дух тотчас же откинулся назад и отступил в круг. Леонора с удивлением заметила, как преобразилось лицо Оксората выражением необыкновенной воли. Глаза его пылали; сжатые губы выражали напряжение всей его внутренней силы. Острием своей магической шпаги он управлял вызванным духом, ни на минуту не спуская с него глаз.
— Спаси меня… Облегчи мою судьбу, моя дорогая дочь! — стонал призрак, умоляюще простирая руки к Леоноре. — Я умираю, задыхаюсь… Я переношу тысячу смертей!.. О! Зачем я предпочел материальную и преступную смерть мученической смерти!? Леонора! Помолись за меня Спа…
Прежде чем он успел произнести святое имя, Оксерат оборвал его речь. Он буквально пронизал своей шпагой призрак и заставил его кружиться в воздухе. При этом зрелище, при пронзительных и отчаянных криках, испускаемых духом близкого ей человека, страшное отчаяние овладело Леонорой.
— Отец! Отец! — вскричала она, сложив руки. — Я проклята, но ты молись! О, Иисус, милосердный Господь, спа…
В эту минуту Оксорат зашатался и упал, точно под ударом тяжелого молота. Дух самоубийцы исчез. Лицо мэтра Леонарда исказилось и приняло настоящее адское выражение. Рот его свело, и открылись белые и острые, как у волка, зубы. Тонкими и длинными, как когти, пальцами он обхватил шею Леоноры и опрокинул ее назад. Молодая женщина пыталась отбиваться, но ей не хватило дыхания. Все вокруг нее потемнело и закружилось. Голова ее, казалось, готова была разлететься на части. Наконец, молодая женщина потеряла сознание.