Находка на станции Стрельна
Шрифт:
Вот и сейчас Путилин, хоть и шел с виду спокойным, а на душе кошки скребли. Не за себя, а за Ваську. Себя он перестал жалеть четыре года тому, когда из-за измены ушла жена с детьми. Тогда так тоскливо стало на душе, что стал сутками пропадать на службе и старался сам идти туда, где более всего опасности. В том, что его никто не узнает, он был уверен. Не в первый раз лез в такое место. Ведь не посылать же в осиное гнездо Мишу. Слишком молод и горяч. Голова, конечно, на месте, но вот иногда вначале сделает, а уж потом голову прилагает. Учишь-учишь, толк есть, но прорывается взрывная натура. Вот кто всегда с холодной головой, так штабс-капитан Орлов. Умница, хотя…
– Че надо? – раздался голос над ухом, до входа в ночлежный дом оставалось несколько шагов.
– Дык холодно на улице, – заискивающим тоном произнес Путилин, за его спиной стоял Васька.
– Местов нет.
– Нам бы с приятелем хоть под нарами, хоть в проходе.
– А деньги есть?
– Эт мы приготовили, – и Иван Дмитриевич достал из кармана шесть монет по копейке.
– Тады сами ищите себе место, – человек неопределенно махнул рукой. – Шоб я вас тут не видел.
Путилин со спутником быстрым шагом вошли в дом. В носу защипало от тяжелого запаха немытых тел, дыма от дешевого табака, прокисшей пищи.
– Там, – Васька тронул Путилина за рукав и повел на второй этаж, где тяжелый дух, казалось, посвежел, и дышать стало легче. – Иван Дмитрич, – прошептал попутчик, – платить не надо было бы, я ж заветное слово знаю.
– Не светись, – только и произнес Путилин, пока не пришли в заветный угол.
Добрянского не было.
Путникам оставалось только одно, лечь на скрипучие доски нар, покрытые таким тонким матрацем, что ребра чувствовали каждую дощечку.
Ожидание не добавляло радости, Васька один раз поднимался и уходил. У Ивана Дмитриевича начинало стучать, как кузнец по наковальне, сердце. Вдруг Васька предупредит преступников, тогда от начальника сыскной полиции ничего не останется. Рядом Нева, камень на ноги и на корм ракам и рыбам.
Путилин прислушивался к каждому звуку, сжимая ставшую теплой рукоять пистолета.
Спокойствие начало покидать Путилина, хотелось, чтобы начавшееся несколько часов назад в кабинете наконец закончилось.
Прошел час, прежде чем раздались тяжелые шаги. Со своего места в свете лампадки, висящей у образа Спасителя, Путилин видел, как возле двухъярусных нар остановился мужчина с круглым скуластым лицом, пересеченным под носом пышными усами. Глаз Иван Дмитриевич пришедшего не видел, но чувствовал, как они цепко осматривают окружающее. Васька не подвел.
– Кузя, ты? Что так поздно?
– А что?
– Топаешь, как медведь на овчарне, спать не даешь.
– Молчи, – беззлобно прошипел Добрянский. – Хотел бы спать, так без задних ног дрых бы.
Васька присел на нарах, почесал под рубашкой, одолели блохи своей настойчивостью.
Голос Добрянского Путилину не понравился, от такого можно ожидать больших неприятностей. Теперь возникал вопрос, ранее начальник сыскной полиции хотел вывести Кузьму из ночлежного дома. Там, на улице, Жуков с двумя опытными агентами. Но как это сделать? Иван Дмитриевич придумать не мог, заготовленные в кабинете слова сейчас не подходили.
Добрянский продолжал стоять, только тени беспокойно бегали по его ладно скроенной фигуре, потом чертыхнулся и пошел к выходу. Путилин не стал терять времени, поднялся с нар и последовал вслед за Кузьмой, который заложил руки в карманы начал спускаться по лестнице, бесцеремонно наступая на оставшихся без места бродяжек.
У входа никого не было. Тот, что собирал деньги, спал на крыльце в полушубке, зарывшись в высокий воротник. Сердце у Путилина забилось быстрее, что начало отдавать в висках. Кузьма обернулся и впился цепким взглядом в вышедшего следом бородатого мужчину, немного ссутулившегося, словно на спине лежит тяжелый куль.
– Что надо? – произнес Добрянский, оскалив зубы.
– Дух там тяжелый, – Иван Дмитриевич махнул рукой куда-то в сторону. – Не привычный я к нему.
– Что тогда сюда пришел?
– Так, ить. Отставку-то барин дал.
– Не нужен, стало быть, стал?
– Оно так.
– И долго у барина служил?
– Да почитай цельный год ему товары возил.
– Товары?
– Из порта на склад.
– И что ж тебя выставил?
– Дак барин за границу укатил, дома свои закрыл. Нас на улицу.
– Что, и сторожей не оставил? – видно было, как загорелись глаза Кузьмы.
– То-то и оно, Федьку-хромого одного оставил. А какой с него сторож? – ощерил зубы Путилин.
– Любопытно, – в задумчивости сказал Добрянский. – А ты хозяйский дом хорошо знаешь?
– Очень даже дюже, – Иван Дмитриевич погладил бороду, Добрянского заинтересовали слова случайного знакомого.
– Соблазна не было?
– Мил человек, да кабы… – Путилин умолк.
– Не бойся, со мной можно по-простому, – Кузьма ступил вперед и шепотом произнес: – Я и сам из таких.
– Тады тебя мне сам Господь послал, – тихо в ответ с радостью в голосе сказал начальник сыска.
– Может, сегодня того…
– А ты… – Путилин осекся и через некоторое время добавил: – А что? Сегодня Федька пьян.
– Вот-вот, потом случая не представится.
– Едем, – уверенно кинул Путилин.
На Тележной взяли единственную на улице коляску.
– Куды? – обернулся возница.
– Поезжай по Невскому, – похлопал по его спине Путилин. – Я скажу, где повернуть.
Ехали молча, только после Полицейского моста Иван Дмитриевич произнес:
– На Морскую.
– Там же… – Добрянский замолчал, чувствуя, как в правый бок уперлось дуло пистолета.
– Да, Кузьма, там сыскное, и сиди смирненько, боюсь в тебе лишнюю дырку сделать.
Конец ознакомительного фрагмента.