Накаленный воздух
Шрифт:
Тетрарх глубоко дышал. Нагнул голову, смотрел жуткими глазницами из-под бровей, вздрагивал крупными ноздрями:
– Ты осмеливаешься поносить меня, глупец! – Антипа всей шкурой ощутил, как трон под ним словно пошатнулся.
Жар прошел по телу Крестителя. Обреченность и ненависть смешались, обжигая изнутри. Но Иоханан остался недвижимым. Только желваки на обострившихся скулах шевельнулись и зрачки оцепенели. Голос стал тише, но жестче, донесся до ушей тетрарха, как звон мечей:
– Ты ждал от меня других слов? – сквозь хрипотцу выдавил Иоханан. – Вышвырни прочь потаскуху,
Тетрарх еще не успел принять решение, как из-за занавесей тигрицей выметнулась Иродиада, готовая выпотрошить Иоханана Крестителя, аки зверя. Лицо разъяренное, глаза стеклянные.
– Убей его, царь Ирод Антипа! – разнесся ее крик. – Убей, иначе он убьет тебя! – Она скривила губы, накалилась докрасна, порская возле тетрарха.
Поняла, как Креститель опасен для царя, но еще больше ужасен для нее. Вместе с тем знала, что обвинения Иоханана – не суд для тетрарха, потому что не властен сумасброд над повелителями: непосильную ношу взвалил на свои плечи.
Антипа поднял руку, требуя, чтобы Иродиада замолчала. А про себя отметил, как страшно и как красиво ее лицо в моменты ярости. Ее гнев был точно извержение вулкана. Царь ожесточенно сжал в руке скипетр. Призыв Иродиады был сладок для него. Но удивил Креститель. Как он догадался, что Иродиада за занавесями? Ведь увидеть сквозь них невозможно. Что это? На вопрос ответа не было. Не провидец же. Хочет убедить, безумец, что видит насквозь. Не получится. Тетрарх глянул на застывшую сбоку Иродиаду: пожелала посмотреть на диво, полюбопытствовала, вот и получила этого дива по самое горло.
Утешало одно: даже пророки никогда не славили царей. Лишь больше других повезло Давиду. Да и то с избытком повалила слава после смерти. А послушать бы, что судачили всякие оборванцы при его жизни, наверняка вдосталь было гадости. Пределы для безумцев не заказаны. И знать бы наперед, что случится с тобой.
Мысли тетрарха прервал голос Крестителя. Его вопрос заставил вздрогнут Антипу и привел в замешательство.
– Ты хочешь знать, что с тобой будет? – спросил Креститель, смотря прямо в растерянное лицо тетрарха, и сам ответил. – Твои злодеяния погубят тебя. Ты будешь изгнан.
На короткое время Ирод Антипа остановил дыхание. Слова Иоханана дрожью прошли по всему телу. Руки дрогнули и потянулись к горлу новоявленного прорицателя. Тетрарх больше не хотел, чтобы этот сумасшедший продолжал говорить, испугался, что сказанное им может свершиться. Он резко вскочил на ноги и закричал, призывая стражу.
Начальник стражи вихрем влетел в дверь, леденея от такого крика. За ним, обнажив мечи, внеслись другие. Ирод Антипа, дергаясь всем телом, показывал на Иоханана и хрипел:
– В крепость! В крепость! В крепость его!
Стража подхватила Иоханана и потащила вон из покоев. Выволокли. Дверь хлопнула, и тетрарх содрогнулся от этого стука.
Из-за двери донеслись удаляющиеся
Начальник стражи заранее знал, как ему действовать дальше. Четыре дня назад по повелению тетрарха он сам отправил в крепость Махерон его распоряжение приготовить темницу.
Глава восьмая
Что происходит?
Пантарчук напряженно пытался придумать, куда бы пристроить Магдалину. Ресторанный бизнес специфический. Для работы в ресторане Василий явно не годился. Петр надеялся на Грушинина, полиция все-таки, но тот вместо помощи основательно навязал:
– Он нормальный человек, Петя. Ты сам прожужжал уши, что он знает иностранные языки. В памяти у него дыра, так и нас теперь потряси, в каждом из нас найдется уйма дыр. Придумай сам ему работу, вон как он с компьютером лихо управлялся, используй. Не мне твою голову проветривать. Сам понимаешь, податься ему пока что некуда и не к кому. Вот такая история, Петр.
Пантарчук недовольно запыхтел: он надеялся с помощью Грушинина сбросить с себя ненужную проблему, а получилось, что Константин окончательно взваливал ее на его плечи. Так все у него просто: пристрой туда, не знаю куда, сделай так, не знаю как. Петр задумчиво смотрел на Магдалину:
– В компьютерах соображаешь?
– Не знаю, – ответил тот.
– Опять двадцать пять, – пыхнул Пантарчук, – а я и тем более не знаю. Но видел, как ты с компьютером обращался. Определенно для тебя он не новость. Иди-ка в бухгалтерию, что-то у них там с программами не ладится. Жалуются бухгалтера. Может, сообразишь. А то приходят доморощенные умельцы, деньги отстегиваем, а толку мало. Я позвоню главному бухгалтеру.
Пролетела неделя. Пантарчук с головой увяз в работе. И если бы главный бухгалтер не появилась у него в кабинете, он бы не вспомнил о Магдалине. Но она предстала с кучей бумаг и заговорила с быстротой пулемета, расхваливая на все лады Василия. Петр понял, что Магдалина пришелся ко двору. У него отлегло от сердца, проблема свалилась с плеч.
Но прошла еще пара-тройка недель, и главный бухгалтер прибежала к Петру с вытаращенными от изумления глазами, похожая на взъерошенного воробья, и затараторила, как наскипидаренная:
– Черт знает что, черт знает что, черт знает что, Петр Петрович. Чехарда какая-то, полная неразбериха, не найти концов. Может, вы в курсе?
Вот женщина, кровь с молоком, прыгает, как мячик, и мозги варят, из топора кашу сварить может, а тут за помощью прибежала. Прически нет, кофточка наперекосяк, будто с кем-то обжималась в темном углу. Петр сморщился, отрываясь от дел. Она опять зачастила.
Из всего потока слов Пантарчук ухватил главное: на расчетный счет его фирмы поступила большая денежная сумма, равная трехгодичному обороту. Непонятно, откуда и от кого. На платежных поручениях точные реквизиты получателя буква в букву и цифра в цифру. Зато отсутствуют необходимые реквизиты плательщика. Вместо них какой-то бессмысленный набор букв и цифр. Банк определить плательщика не способен и вообще ничего объяснить не может.