Наказание
Шрифт:
– С тобой все в порядке?
Таня заплакала:
– Боже мой, Юра, он хотел меня изнасиловать! И как я могла оказаться такой дурой, что поверила ему? Я что, малое дитя, заколки мне эти надо?
Ваганов прижимал Таню к себе и успокаивал:
– Тише, Танюшка, не плачь. Больше этот хренов чурка к тебе не подойдет. Я за тебя любого порву.
– Ты убил его?
– Даже яйца не раздавил. А надо было? – спросил он вдруг настороженно и с интересом.
Таня вспомнила о своей разорванной майке и судорожно схватилась за нее в большом смущении.
– Как мне теперь идти в таком виде?
– Если хочешь, надень мою рубашку.
– А ты?
– Глупости! Я – так!
Таня уже собралась переодеться, но вдруг увернулась:
– Я стесняюсь, Юра. Отвернись.
Ваганов, нимало не колеблясь, снял свою рубашку и отвернулся. Таня скоренько переоделась и тут увидела татуированные спину и плечи ухажера. Дав ему знак повернуться, она обнаружила такой же перед с надписями странного содержания.
– Юра, почему ты такой синий?
Он опешил и растерялся одновременно, похолодел.
– Нравится, – лаконично и логично ответил он, глядя на Таню искоса.
Таня восприняла его ответ недоверчиво, однако не стала спорить и поднялась, Ваганов ей помог. Уже стоя на ногах обнявшись, они заметили прилетевший им под ноги камешек и обернулись. Стоявший на коленях побитый Бесланбеков хрипло проорал сначала что-то на своем осетинском, а затем сразу же перешел на русский:
– Ваганов, ну продай ты мне ее за калым, а? Серьезно прошу, Аллах свидетель: люблю я ее.
Ваганов оглянулся на него и равнодушно продолжил путь.
– Таня! – крикнул Зурват, – ты еще не знаешь, он же убийца! Он же детей убил и за это сидел…
Тане не давали покоя наколки кавалера. Такие ставят обычно в тюрьмах. Первая мысль была бежать. И Таня, не помня себя от страха, бросилась прочь. Ваганов рванулся за ней:
– Таня, Таня, подожди! Послушай, Таня…
Настиг он ее у поворота, даже едва не споткнулся:
– Таня, стой!
Она развернулась и ошалело крикнула ему в лицо:
– Уйди от меня, маньяк! Не прикасайся, ко мне, слышишь? Не то я позову людей и милицию!
Ваганов крепко впился в Танины губы своими прокуренными. Но Таня, хоть и любила эти поцелуи, сильно ударила коленом прямо в пах кавалеру и вырвалась. Ваганов почувствовал боль вплоть до тошноты и так разозлился на Таню, что даже обложил ее трехэтажно. Но догонять Таню у него больше не было сил.
Юрка оглянулся назад. Бесланбеков с довольным видом все еще стоял на коленях и наблюдал, как по его вине, на его глазах рушатся отношения двух влюблённых.
11. Охота на Бесланбекова
Около полуночи в комнату Зурвата настойчиво постучали. Он спросил, кто, но за дверью не ответили. Однако постучались еще настойчивей. Затем обнаглевший гость пробовал применить силу: начал тихонько ковыряться в замке. Жилец, наконец, открыл.
Ночной визитер Ваганов ударом кулака в лицо Зурвату сшиб его с ног, опрокинул на пол; сам же, грозно подступая, шипел бранно:
– Чего ты добиваешься? Какого хрена воняешь, что я мокрушник? Дерьмо собачье! Мстить, паскуда, вздумал? Хотел Таньку изнасиловать, а я не дал? А ты знаешь, что с такими уродами на киче бывает? Урою, чмо! Чмырь? Забыл, где твое место? Мразь ползучая! Говоришь, на колени становитесь, когда молитесь? А ну, живо становись на колени! Слышь, что тебе приказывают? На колени!
Видя, что Зурват не очень-то торопится исполнять приказание, Ваганов сверкнул заточкой, повертел ею прямо возле носа кавказца.
– Засадить в бок? – прогремел бандит над ухом южанина. – Или сразу в орла? Для особо тупых лохов перевожу: в бок или в сердце?
– Юрка, не надо… Ну, пожалуйста, не надо, – вдруг заныл Бесланбеков, отползая по полу назад.
– В штаны наделал, заяц, слюни пускаешь? – Ваганов пощекотал его заточкой за левым ухом и опять сунул под нос. – Хочешь потрогать? Настоящая. Сделанная собственноручно на киче. Мне подарок от Шуры Мохнатого. – Бандит блестел глазами, на губах держал кисло-довольную улыбку, а в пальцах вертел заточку – холодное оружие из мест не столь отдаленных, нож-отвертку. Приставив его Зурвату меж ребер, повторил свое приказание:
– На колени, сука, молись своему богу, пока есть время!
Бесланбеков упал на колени и склонился к самому полу. На шее у себя ощущал стальной конец заточки. Молиться ему явно не хотелось, а умирать – и подавно. Он опять утробно заныл:
– Юра, не убивай. Я раскаюсь. Признаю: я сморозил дрянь, но я не хотел. Сорвалось. Я хотел просто напугать тебя. Именно тебя, а не ее. Только напугать.
– Лопух ты, Зурват. Меня ничем не испугаешь, я не заяц, – заносчиво хвалился Ваганов, затем опять приказал:
– Бери свою трубку. Где она у тебя?
– Здесь. На столе.
– Набирай номер и попроси пригласить Таню.
– А если она спит?
– Мне по барабану. Попросишь ее и скажешь ей все, как было: что ты напорол чернухи, а я типа, фраер.
– Понял, – внятно промычал Зурват и спросил разрешения встать.
– Лежать! – запретил Гарик и продиктовал номер Ольшевских.
Не подходили долго. Наконец ответил один из братьев.
– Здрасьте, – волнуясь, начал Зурват. – Будьте добры, пожалуйста, пригласите к телефону Таню.
– Таня спит, – был ответ.
«Она спит», – передал Бесланбеков. «Проси, пусть разбудят», – настаивал Ваганов.
– А вы разбудите ее, это срочно и важно.
Сергей, смущённый кавказским акцентом звонившего, поинтересовался:
– Простите, а с кем я говорю?
– Это один ее знакомый, Зурват меня зовут.
Сергей отложил трубку и пошел звать Таню к телефону. Бесланбеков даже слышал, как брат ее будил.
Заспанная девушка подошла через пару минут.
– Але?
– Таня, это Зурват.