Наказание
Шрифт:
Адвокат оказался дома. Я увидел его округлую спину, восседающую за убогим обеденным столом. Он жадно, с аппетитом ел макароны по-флотски, обильно поливая их кетчупом. Челюсти его мощно сокрушали пищу, потная шея от натуги побагровела и вздулась сизыми венами, а лопоухие уши чуть заметно шевелились. Было ясно, что это важное занятие поглотило его всего целиком.
– Можно?
Челюсти вдруг замерли.
– А? Кто?
– Я это.
Он повернулся, посмотрел на меня, узнал и сразу как-то скис.
– А, ты... Дело ко мне,
Я замялся.
– Да вот... поговорить надо.
– Только поскорей, в двух словах. Времени в обрез, уезжаю.
Тут только я заметил разложенный на кровати чемодан с разбросанными вокруг вещами.
Я собрался с духом и выпалил:
– Не могу я, муторно на душе. Ведь преступник я, а меня - на свободу.
Он смерил меня взглядом и скривился.
– А, вон ты куда. Совесть, значит, грызёт? Вина покою не даёт? Пострадать охота? Только плюнь ты на это, плюнь и разотри. Всё, дело закрыто. Проехали. Забыли.
– Да как же тут забудешь! Не получается забыть-то.
– А это уже твои проблемы, парень. От меня-то чего хочешь?
– Не знаю... Может, сделать что-нибудь, а? Сознаться, например?
Он пристально посмотрел на меня, оттопырил брезгливо нижнюю губу.
– Ты, парень, окончательно с оси сорвался. Хочешь обжаловать решение суда? Подать на апелляцию? Подавай. Только меня в это дело не вмешивай. Я своё дело сделал, и сделал хорошо. Не скрою, благодаря тебе. Ты вёл себя правильно, в соответствии со сценарием. В результате мы оба оказались в дамках: ты оправдан, я выиграл дело. Моя миссия закончена, и делать здесь мне больше нечего. Всё, умываю руки. А ты иди, кайся, клепай на себя. Требуй пересмотра дела. Меня это уже не касается. Только учти: едва заикнёшься об этом, тебя тут же в психушку определят. Слушать никто не станет, это я тебе как правовед говорю. Ещё не бывало в истории юриспруденции таких прецедентов, чтобы подсудимый, получивший оправдательный приговор, подавал на апелляцию и требовал наказания. И не будет, понял? А теперь двигай, у меня ещё дел по горло.
И тут меня осенило.
– Может, к прокурору, а?
– Кретин!
– взорвался он и весь аж затрясся.
– Вали отсюда по-хорошему!
Я выскочил, не дожидаясь, пока он запульнёт в меня чем-нибудь тяжёлым. Морозный воздух тут же шибанул в нос, ворвался в лёгкие. Пока я ошивался у адвоката, заметно похолодало. Потоптался немного у подъезда, чтобы не околеть. А потом решил: пойду-таки к прокурору. Прокурор-то мне точно поможет. Очень уж он на меня напирал, там, на суде, и даже требовал высшей меры наказания.
Нашёл я его так же, как и адвоката: обратился за справкой в суд. Там поначалу заартачились, начали задавать какие-то дурацкие вопросы, но потом ничего, дали адресок. И я пошёл. Будь что будет!
Собственно, это был не прокурор, а прокурорша. Молодая дамочка лет тридцати, суровая, непримиримая, в очках. Дверь открыл её муж, здоровый мрачный битюг с вилкой в руке и в рваных шлёпанцах.
–
– Он был груб и не пытался скрыть этого.
– Мне бы...
– замялся я, - прокурора повидать... по делу...
– Лен!
– крикнул он куда-то вглубь квартиры.
– К тебе!
Он ушёл, а я остался ждать. Наконец появилась она, прокурорша.
Она была в простеньком халате, без очков, с распущенными волосами, и теперь, в домашней обстановке, совсем не походила на сурового блюстителя закона.
– Вы ко мне?
– казалось, она была немного удивлена. Меня она поначалу не узнала.
Я кивнул.
– К вам.
И тут в глазах её мелькнул испуг. Она отшатнулась, прижалась спиной к стене.
– Вы!..
Ага, признала! Сейчас муженька на подмогу позовёт, и полечу я отсюда кубарем, носом считая ступеньки на их лестнице.
Однако я ошибся: не позвала.
– Зачем вы пришли? Что вам здесь надо?
Я неуклюже топтался на пороге, машинально мял в руках свою кроличью шапку и не знал, с чего начать. Действительно, с чего?
– Поговорить хотел... но если я не вовремя, скажите - уйду...
Она внимательно посмотрела на меня. Похоже, мой нелепый, нерешительный вид вселил в неё уверенность.
– Говорите.
Я собрался с духом.
– Меня неправильно оправдали.
И я выложил ей всё. Всю душу обнажил, все нарывы свои гнойные вскрыл.
– Значит, всё-таки вы, - произнесла она, странным взглядом оценивая меня.
– Вы убили.
Я обречённо кивнул.
– Так я и знала.
Она закурила, продолжая настороженно коситься на меня. Минут пять молчала.
– Это хорошо, что вы пришли, - наконец сказала она.
– Хорошо, что раскаялись.
Я решительно замотал головой.
– Я не раскаялся. С чего вы взяли?
– Нет?
– она вскинула брови.
– Гм... Значит, вернись вы в тот октябрьский день, то поступили бы так же?
Я пожал плечами.
– Не знаю... Пожалуй... Я об этом не думал. Какое это имеет значение?
– Наверное, никакого, - в голосе её прозвучали резкие нотки.
– Зачем же вы пришли?
Я снова пожал плечами.
– Сознаться хотел.
– Но зачем?
Я и сам вряд ли понимал, зачем. Вообще, теперь вся эта затея с прокурором казалась мне совершеннейшей чепухой. Действительно, чем могла мне помочь эта цивильная дамочка?
– Ну хорошо, не буду пытать вас вопросами, - продолжала она. Допустим, вы официально признаете свою вину. Предположим даже, что вы добьётесь пересмотра дела. Вы ведь этого хотите, я правильно поняла?
– Я в третий раз пожал плечами: откуда я знаю, чего я хотел?
– Однако смею вас заверить: апелляция ничего не даст. Никто не сможет доказать вашей вины. Нет ни одного факта, который можно было бы подкрепить неоспоримыми доказательствами. Кстати, именно на этом и строил защиту ваш адвокат. В конце концов, вашему признанию просто не поверят.