Наказание
Шрифт:
В общем, решила провести опыт. Когда меня не держали в виду взрослые, пошла и стала в тот же угол - сама. И стала ждать, что мне станет плохо. Так же, как и в случае принудительного наказания, водила глазками по обоям, но чувство вины в голове не возбуждала, не представляла себе, что напроказила - и вот наказана. Просто стояла и ждала, что будет. По-детски наивный, но поэтому "чистый" эксперимент.
И ничего не было! Вскоре стало поламывать тело, как у подвижного ребёнка - но так бывало всегда, когда приходилось стоять-сидеть-лежать тихо, это не тот эффект. Потом вдруг стало просто скучно - но и это не то. Я даже и не замечала этих неудобств, когда выстаивала по-настоящему, настолько велико было наказующее действие.
И где же сейчас оно?
Ну, я ничего не поняла и ушла из угла "несолоно сглатывавши" - то бишь, не расстроившись до слёз. Откуда на ребёнка сваливаются мучения и страдания? Обычное место в комнате, не очень комфортное, но ведь не стул с шипами, не зубоврачебное кресло и не чулан, где задыхаешься от пыли. Чудеса, да и только!
Самое интересное то, что когда меня потом ставили в тот же угол, я напрочь забывала об этом своём эксперименте и страдала, что называется, по новой. Только потом, отойдя от угла, и вообще - отойдя, вспоминала: что же это я, там же не страшно, сама проверяла. Опять проверю - ничего такого. Снова меня туда поставят - ой-ёй-ёй, пустите, я больше не буду-у!
А когда чуток подросла, то новые, более сильные наказания понадобились не столько потому, что угол "ослабел", сколько из-за того, что шалости мои стали посерьёзнее и вреда стали приносить поболее. И ещё потому, что надо же обозначить как-то взросление, какой-то контраст с детскостью потребно создать. "Когда ты была маленькой, и мы сажали тебя на горшок и ставили в угол..." - "Сейчас, когда ты большая и тебе нипочём лишение прогулки и непокупка новых джинсиков..." и всё такое.
Вот об этом я маме и рассказала.
Она поулыбалась понимающе и говорит:
– Но тогда ты за собой вины не чуяла, может, поэтому? А сейчас чувствуешь...
– И ещё как!
– Так вот пойди и проверь, как оно тебе там будет в таком состоянии.
Я пошла и встала добросовестно в тот самый уголок. Глухо. В том смысле, что в душе ничего не изменилось. Тогда я стала думать насильно, что какая вот нехорошая и потому должна тут отстоять от сих и до сих. Взбудораживать в себе чувство наказанной.
Но меня не покидало ощущение, что всё это не по-настоящему, понарошку, что это игра такая. Были у нас, девочек маленьких, такие игры, в которых мы считались, и кому-то случайно выпадало делать что-то не очень приятное. Случайно именно, а не наказанием за что-то, или, шире - вследствие каких-то намеренных действий. Тогда обязанность переносилась гораздо легче, чем когда налагалась "за дело", всё ведь понарошку, сегодня я, а завтра - ты, ну, и квиты.
Я думала, даже если бы мы играли жёстко и меня по жребию выпороли бы соучастницы, то и тогда бы не мучилась лишнего - и не потому что ручонки слабенькие, а потому что не со зла и не за дело.
Промучившись в углу из-за того, что не удаётся по-настоящему помучиться, я чуть не на коленях приползла обратно к маме:
– Мамочка, родненькая, ну, поставь меня в этот проклятущий заколдованный угол, умоляю!
– Не буду!
– отрезала она.
– И не проси больше. Из принципа не накажу теперь.
– И, увидев моё расстроенное лицо, добавила помягче: - И тебе ведь это не поможет, дурочка! Будем обе чувствовать, что всё понарошку, ломаем комедию, угол снова и забастует.
И ведь верно сказала! Что же делать?
– Ну, хорошо, я вот подумаю и тебе перед сном поведаю.
И правда, села ко мне на край кровати, как всегда перед сном, одеяло там поправить, поцеловать и всё такое. Я напомнила о наказании, уклонившись от поцелуя.
– А помнишь, как мы в цирк ходили?
Ещё бы не помнить! Я там налегла на шипучую сладкую воду, дома мне такую маленькими бутылочками покупали, по одной, ну, и взрослых угощать требовалось, хоть по глоточку - а тут, в цирке, стаканами пей, сколько влезет. А что влезет, а потом из тебя полезет, я как-то и не думала, не было у меня на этот счёт опыта.
Ну, и в середине представления меня прихватило. Сперва помаленьку, но и это страшно, когда всё вокруг незнакомое. Потом дошло до такой степени (и быстро как!), что дома я уже бежьмя побежала бы в туалет без раздумий и стеснений. Надо сказать маме, чтоб отвела, но... вокруг незнакомые люди, и я уже видела, как ругательски они реагируют на то, что кто-то ходит по рядам, особенно когда представление уже идёт, и ты им мешаешь смотреть. Боялась, что соседи услышат, что я говорю на ушко маме, и засмеют. И потом, перед мамой совестно, она же меня одёргивала, предупреждала, что обопьюсь, и теперь вот должна пропустить львиную (в переносном и прямом смысле!) часть представления, чтобы сводить ослушницу в туалет. Нехорошо, очень нехорошо.
Я решила терпеть. И дотерпелась бы до худшего, если бы ещё умела скрывать свои страдания, не ёрзала по креслу, смотря в никуда, а мама была бы ко мне невнимательна. А так она, не задавая лишних вопросов (я уже бледнеть начала и пот на лбу выступил), взяла меня крепко за руку и потащила из зала. Если и ругались "рядовые" зрители, я этого совершенно не помню, и как шли и куда - тоже.
Из меня полилось, лишь только мы вошли в женский туалет. Помню дикую боль в животе, специфический туалетный запах, как мама подмывает мою голую попку и причитает. Ещё помню, как уборщица ругалась, леший её принёс в это время сюда, на львов бы смотрела себе. Хотя убирать за мной было чего.
В общем, это одно из самых плохих воспоминаний раннего детства. И воду эту газированную я не переношу после того случая. И даже в цирк не прошусь. Помните, выше написала - "первый поход в цирк"?
– Так вот, - поняла мама, что я всё это вспомнила, - ты можешь устроить себе не-туалет нарочно, раз тебя это так передёргивает.
– Как?
– Подумай сама. Вот встаёшь ты утром и первым делом куда - в ванную. Что ты там делаешь?
– Писаю и умываюсь.
– А выходишь - одеваешься?
– Ага.
– А ты перемени поступки. Встала, размялась - и сразу одевайся, несмотря на хотение. Трусики побелее надень, чтоб жальче было пачкать, брючки поплотнее, ножки чтоб облегали и по ногам мимо них ничего стечь не могло. Подпоясалась ремешком - и в ванную, умываться и зубы чистить только. А в животе терпи.
– Я же так никогда не делала, не знаю, смогу ли.
– Ты же сама себя наказать хочешь, я правильно поняла? Никогда раньше себя не наказывала, а теперь накажи. Хотя я понимаю, труднёхонько там тебе удержаться будет... Ладно, я поставлю тебе в спальне таз и кувшин, умываться вдали от унитаза. И тверди себе, что выдержишь.